Зазубренная линия тянулась от верхней части колена до середины голени — я порезалась о камень, когда он толкнул меня на нашем заднем дворе. Нужно было наложить швы. Конечно, этого мне не позволили.
И многое другое. Никаких таблеток от боли.
Потому что когда человеку больно, по-настоящему больно, наступает момент, когда все это перестает быть болезненным. И это перестало для меня иметь значение.
Мои пальцы коснулись кожи на животе, низко, как раз перед тем местом, где бедренная кость выступала под острым углом.
Шрам был маленький. Теперь крошечный. Странно, потому что я ничего не сделала, чтобы уменьшить его. Это был единственный из шрамов, который я хотела сохранить. Мне нужно было, чтобы он остался и напоминал о крошечном существе, которое вытащили оттуда.
Мои пальцы прошлись по приподнятой коже. Как может что-то настолько маленькое быть самым большим в моей жизни?
Я провела рукой вверх, к животу, теперь плоскому. Кожа как-то натянута и свободна от растяжек, на которые жаловались женщины во всем мире. Как я желала их! Молилась. Хотела доказательства того, что моя дочь выросла там. Жила там. Я хотела знать, что внутри меня было такое важное существо, до тех пор, как ее похитили.
Но теперь она была просто призраком. Только я ее помнила.
Мои глаза и руки поднялись к груди. Очень маленькие из-за недоедания. Немного отвисшие из-за возраста и, скорее всего, недостатка физических упражнений. Острые края видимых ребер врезались в мягкую кожу, придавая им почти гротескный вид. Мне нравилась их отвратительность. Потому что именно такой я и была.
Мой взгляд поднялся к лицу. К моему неудовольствию, оно не было отвратительным. На самом деле ничего особенного. Забываемое лицо. Простое. Еще один призрак.
Бледное лицо и без единой морщинки. Не благодаря дорогостоящему уходу за кожей, а потому что я никогда не была на солнце.
Мои губы были ярко-красными на белом фоне кожи. Пухлые, но не как у сексуальной мегеры. Это было комично, потому что они совсем не подходили моему мышиному лицу.
Мои угловатые скулы были слишком острыми и высокими, чтобы их можно было назвать «как у модели». Карие глаза так близко подходили к цвету зрачков, что казались почти черными. Лоб был немного слишком высок, и из-за этого мои черты казались сморщенными до середины лица.
Волосы у меня были того же мутного цвета, что и глаза. Я их не красила. Ну, теперь уже нет. Они были как шрамы, еще одно напоминание о моей прошлой жизни. Кристофер заставлял их красить. Он не спрашивал, он говорил. Словами, а не кулаками, ножом или членом. Я была так благодарна, что с радостью пошла к дорогому стервозному парикмахеру, которого он позвал.