Догадалась, что мир не был роскошью для замученных. И он отдавал мне мир единственным известным ему способом. Насилием. Смертью.
А потом он отпустил меня. Медленно. Нежно. Его пальцы коснулись того, что, как я предположила, было синяком, уже видневшимся под моей кожей. Я резко втянула воздух, испытывая боль и удовлетворение от того, что он остановился, и в равной степени разочарование от того, что он не продолжил.
Я ожидала, что он уйдет. Убежит прочь и оставит все чувства, которые я, вполне возможно, воображала здесь, рядом с мертвыми существами.
Думала, что Лукьян поступит так, как я ожидаю.
Вместо того чтобы повернуться ко мне спиной и уйти, он снова схватил меня за шею. Он грубо притянул меня к себе и прижался губами к моим. Напал на мой рот, который все еще боролся за воздух. Раскаленный добела жар вливался в мои клетки и кости, когда его язык двигался против моего, когда его руки запутались в моих волосах, дергая их, почти срывая скальп.
Я ничего не смогла бы сделать, чтобы пережить жестокость поцелуя, кроме как сдаться ему. Лукьяну. Я сделала это с готовностью. Жадно. Я сравняла его ярость со своей, вонзив зубы в его нижнюю губу и застонав, когда горячая медная кровь смешалась в наших ртах.
Если его удушье было миром, то это — самый сладкий и ядовитый хаос.
А мне хотелось большего. Мне нужно было больше.
Словно почувствовав это, Лукьян дал мне именно то, чего я не хотела. Он внезапно отпустил меня, и отсутствие его прикосновения — больнее, чем все, что было до этого.
Он был в трех шагах от меня, когда я восстановила полный контроль над дыханием. А потом он превратился в дым, рассеявшийся из комнаты, пока я приходила в себя после того, как меня вернули из смерти, а потом снова швырнули в могилу.
Все от одного поцелуя.
Нуждалась ли я в этом поцелуе, который вернул меня к жизни?
Или это уводило меня все дальше от смерти, которой я так жаждала?
Я неуклюже подошла к рамке, пальцами задела стекло. Холод от твердой поверхности проник в мои вены.
— Король Саксонии, — ни с того ни с сего прошептала я.
Я была заперта в доме с человеком, который хотел убить меня. Вполне возможно, что он все еще хочет это сделать. Но двери не заперты, нет ни веревок, ни цепей. Физически он точно меня не убьет. Человек, который вполне мог убить меня, хотел только одного — чтобы я вышла за входную дверь.
Я не была его пленницей.
Я была сама по себе.
И вполне могу умереть здесь. Если от меня осталось хоть что-то стоящее убийства.
Если во мне осталось хоть что-то, что хотело жить.
В конце концов, он же коллекционировал мертвые вещи. И с каждым днем я ловила себя на том, что хочу остаться, даже если стану частью его коллекции.