— Они… они… — я поперхнулась. Лукьян ждал. — Они были красивыми?
Он поднял бровь.
— Некоторые. В особенности. Почти все они были достойными порицания людьми. Ну, то, что ваше общество сочтет предосудительным. Я не судья и не присяжный, а всего лишь палач, — его глаза не отрывались от моих. — И самые красивые были те, у кого больше всего ран на душе, — он отхлебнул из стакана. — Но, как я уже сказал, это не моя область знаний, — он поставил стакан на стол, встал и подошел ко мне. — А почему их физические качества тебя волнуют, солнышко? — никто другой не заметил бы крохотного смягчения в его тоне — я едва заметила, но оно было.
Он резко дернул мой стул назад, поворачивая его перед собой.
— Потому что, — прошептала я. — Ты коллекционируешь красивые мертвые вещи. Они важны для тебя.
Его руки легли на мои колени, с силой раздвигая их.
— Нет, я коллекционирую уникальные мертвые вещи, — пробормотал он. — Совсем недавно появилась одна совершенно бесценная вещь. Не совсем живая, но…
— И не совсем мертвая, — прохрипела я.
— Вот именно.
Он чувствовал, что я хотела. Его возбуждение, давящее на брюки, показывало, что хотел он.
Я хотела. Мне очень этого хотелось. Моя кровь умоляла вместо меня.
— Есть еще одна проблема, — заметил он.
— А… дети? — выдохнула я.
Эти слова отрезвили меня. Невинные чистые существа, которые не дороже долларов на счетах, не дождались своего будущего… Их просто уничтожили.
Его глаза слегка ожесточились, в них мелькнуло что-то похожее на гнев.
— Я не убиваю людей, пока они не вырастают, — ответил он. — Дети не люди, пока не примут решение, которое превратит их во взрослых.
— И какое же это решение? — спросила я.
Дети все время принимают взрослые решения, но это не значит, что они заслуживают смерти, как взрослые. И такое часто происходит в этом жестоком и холодном мире.
Я просто молилась, чтобы этого не случилось в холодном и жестоком мире Лукьяна.
Лукьян пристально посмотрел на меня.
— Я не убиваю детей, — повторил он. — Я жду, пока они не станут взрослыми.
Его пальцы впились в мои коленные чашечки так, что там опять останутся синяки. Я была гротескно счастлива по этому поводу. Его прежние отметины постепенно исчезали, и я паниковала, желая, чтобы их заменили другими.
— Во всяком случае, не так уж много контрактов заключают на детей, — продолжал он. — Я отслеживаю IP-адрес тех, кто принял заказ, а затем иду и уничтожаю их.
Должно быть, он заметил что-то в моем взгляде — он смягчился.
— Не позволяй этому дать себе надежду на искупление. Не думай, что где-то во мне есть доброта. Это было бы глупо.