Ему — опытному контрразведчику — не надо было напрягать память, чтобы признаться себе в очевидном — в Москве провал такого масштаба происходит впервые. Петров сбежал в Канберре, Дерябин в Вене, Голицин в Хельсинки, Носенко в Женеве, Левченко в Тегеране — все, кого мог вспомнить Грибин, перешли на сторону противника с позиций заграничных резидентур. Но чтобы такое случилось в Москве, в центральном аппарате, по крайней мере, после войны, — таких случаев он припомнить не мог.
В Москве! У него, у Грибина под носом!
Похоже, таблетка перестала действовать, поскольку его мысли опять пошли по мрачному кругу.
Четырнадцать лет во втором главке он возглавлял Первый отдел (США, Великобритания). У него на глазах в Москве полностью сменилось четыре состава резидентуры ЦРУ. Его фотография висела в советском отделе Лэнгли, — ей пугали всех направляющихся в Москву оперативников. За все годы его работы на этом посту ни американцы, ни англичане не смогли провести в Москве ни одной сколько-нибудь значимой, острой операции. Об эффективности работы Грибина говорило даже то, что на все оперативные контакты со своими источниками ЦРУ предпочитало выходить за рубежом. Москва была надёжно прикрыта мощным контрразведывательным режимом.
Девять московских оперативников ЦРУ находились под круглосуточным наблюдением — 24 часа в сутки, семь дней в неделю, все четырнадцать лет. 117 оставшихся сотрудников посольства находились под выборочным наблюдением, время от времени. Несмотря на всё могущество КГБ, 2-й Главк просто физически не мог взять под круглосуточное наблюдение 126 человек, учитывая, что большинство из этих людей занималось обычными ежедневными делами. Если бы речь шла об ограниченном отрезке времени, Комитет мог взять под колпак и 500 человек, но держать в постоянном рабочем режиме такое огромное число сотрудников было совершенно неэффективно.
Грибин отвлёкся от своих тяжёлых мыслей и вернулся к реальности. На совещании уже обсуждали график прибытия в Москву комсомольских бригад для срочных облицовочных работ в подтрибунных помещениях различных спортивных объектов. Представитель московского горкома ВЛКСМ рапортовал о прибывающих в столицу комсомольских отрядах из Саратова, Куйбышева, Свердловска…
Прищурив глаза, Грибин сделал вид, что внимательно рассматривает снятые очки в своих руках. Трёхдневная бессонница дала о себе знать, — его стало клонить в дрёму. Но даже в этом полусонном состоянии мысли в его уставшей голове не давали ему покоя.
Ему было пятьдесят семь лет, тридцать из которых он отдал КГБ. После успешного проведения Олимпиады — а это было лишь вопросом времени — осенью, аккурат к ноябрьским праздникам, полковнику Грибину должны были присвоить очередное звание.