Но Кетим, в отличие от первокурсника, прекрасно умел защищаться, и Хетция это знала.
— Могу и атаковать, — отчеканила она, — Надеюсь, вы не настолько самонадеяны, чтобы думать, будто можете отразить любое заклинание?
— А вы, миледи? Насколько самонадеяны вы? Уж не предполагаете ли, будто можете точно угадать, какие именно заклинания я еще не выучился отражать?
Упрямства им обоим было не занимать. Хетция подняла подбородок и сверлила его сердитым взглядом, ее щеки порозовели. Впрочем, немного румянца выступило и на скулах Кетима, но он не намерен был уступать, глядя на свою учительницу немного сверху вниз за счет небольшой разницы в росте. Опытная магиня, не привыкшая получать такую отповедь от юного парня, подняла руку и слегка согнула пальцы, на кончиках которых — Ульрис мог поклясться — уже начала собираться темная энергия для внезапного удара.
И тогда он тоже лениво поднял в воздух правую ладонь, глядя на нее немигающим взглядом:
— Если я отражу это заклинание, миледи, клянусь, что через минуту вы будете лежать на земле с задранными юбками. Я клянусь, что возьму вас прямо здесь, в кустах, как обычную сельскую девку.
От лица темной магини отхлынули все краски. Мгновенно опустив руки, она ошеломленно посмотрела на него.
— Вы не посмели бы.
— Хотите испытать меня, миледи? — усмехнулся Кетим.
Изумленно-испуганное выражение на лице преподавательницы мгновенно превратилось в чистый гнев.
— Я испытаю вас на экзаменах, Ульрис. И не дай вам темный дух не научиться отражаться все боевые заклинания, на которые я способна, — прошипела Хетция и, подобрав юбки, поспешила в академию, более не делая вида, будто нуждается в провожатых.
Глядя ей вслед, Кетим потер лоб. До экзаменов оставалась пара месяцев, и этот срок он считал достаточным, чтобы довести до совершенства все защитные заклинания, предложенные для изучения на третьем курсе. Но, разумеется, ему и двух лет не хватит на то, чтобы вступить в равный бой с ментором академии. Неужели Хетция и впрямь разозлилась настолько, чтобы устроить поединок посреди экзамена? Если так, то ее навыков вполне хватит, чтобы опозорить его — и найдется немало людей, которые будут рукоплескать этому зрелищу.
Впрочем, Ульрис Кетим совершенно не умел долго корить себя за ошибки, предпочитая вместо этого находить в случившемся хорошее. Поэтому он не стал винить себя за грубость, сказанную любимой учительнице, а, напротив, каждый день хвалил — за то, что смог пробудить в ней интерес и зацепить настолько, что из нутра вечно спокойной невозмутимой магини прорвалась искренняя живая шипящая кошечка. Которую, разумеется, можно теперь поймать, приласкать и приручить.