— Хочешь ты жениться, потому что други твои переженились все. Да только они невест своих в бою распознали, а ты ко мне пришел. Возвращайся на землю людскую, Илья, встретишь и ты еще богатырку свою. А кто говорить станет, что с полпути ты свернул, так тех прямо ко мне посылай.
— Добра ты, Василиса, — отвечал богатырь, со двора выходя. — Да и птица твоя тебе под стать.
Призадумалась Василиса, но ничего не сказала, только посмотрела внимательно на гнездо пустое. А как ушел богатырь далеко, спросила, оборачиваясь:
— Здесь ли ты еще, гусляр? Ничего ли не хочешь попросить у меня?
— Здесь, Василисушка. Не о чем просить мне, ибо помнить лицо твое и руки твои, царица моя, величайшая из радостей.
Тряхнула головой дева, словно сабелькой кривой по сердцу рубанула, ставни захлопнула и в дом ушла.
День идет да ночь идет, не выходит Василиса из дома, ставень не раскрывает. Работает гусляр, ворота новые из досок старых вырезает, на солнце тусклое щурится. Знает еще, что за двор вокруг, и что за службу несет он, но ни лица хозяйки, ни рук ее никак вспомнить не может. Загадывает гусляр — выйдет ли до весны Василисушка?
Вышла, однако, еще и деревья инеем обрасти не успели. Руками всплеснула, ворота углядев и гусляра подле них.
— Здесь ты еще, гусляр!
— Здесь, Василисушка.
Голову-то гусляр еще ниже прежнего опустил, да улыбка такая и сквозь макушку светит.
— Что же ты не ушел? Тридевять дней ты меня не помнил, тридевять дней не знал.
— Не велела ты мне уходить, Василисушка, и не говорила, что срок службы моей вышел. Я и остался.
Улыбнулась Василиса тогда, коснулась головы его склоненной, да в дом пошла.
Присел гусляр на завалинку, струны задумчиво перебирает. Бурчит брюхо голодное, живот к хребту прилипает. Сейчас бы хлеба горячего краюху съесть, что только из печи вынули, или хоть ягод лесных собрать, что руки и рот будто в крови пачкают. Глянул по сторонам — пустой двор, только под крыльцом лаз кошачий виднеется.
Усмехнулся гусляр, да и лег почивать. А поутру, едва проснувшись, видит на дороге путника. Идет тот вышагивает, суму на плече поправляет, за дорогой зорко следит.
— Богатырь к тебе идет, Василисушка, — говорит гусляр, на крыльце сидючи. — Свататься, видать, хочет.
— Какой богатырь?
— Друг мой знал его, парень это молодой да хитрый. Слова в простоте не скажет, все у него решено-перерешено и на дюжину лет вперед задумано.
— В хитрости ему с тобой не тягаться, — улыбнулась Василиса. — Знаю я Алешу, и в доме его приму.
Потемнел лицом гусляр, но кивнул только, соскочил со ступенек, чтобы дверь не загораживать.