Ох, как же тяжело… да не с мешками – с Ниткой!
Так тяжело – и так легко.
По дороге сюда мы болтали, как давние приятели, как будто знаем друг друга тыщу лет. Больше, конечно, Нитка – я старался меньше говорить, чтобы не пропалиться на том, что я никуда, собственно, и не ездил. Зато эта неутомимая лягушка-путешественница успела не только съездить в родную Талань («на родную Талань», как она говорила), но и доехать в гости к дядюшке, который жил где-то здесь неподалеку от Афосина, в колхозе. И вот уже от дядюшки – сюда.
– Отдай мешки.
– Не отдам. Может, они вообще мои? Никто ж не знает.
– Ты в костюме.
– И что? Я талганец, нам правила приличия побоку. Могу в костюме хоть навоз… от крокодилов… вычищать.
Нитка тяжело вздохнула:
– Что ты талганец – это и так всем издалека видно? Может, сбреешь бороду? Она тебя старик, как будто тебе лет… ммм… тридцать.
Ну да, глубокая старость для восемнадцатилетней девчонки.
– Нет, – гордо заявил я, – Каждый талганец носит бороду, это признак его мужественности!
Вообще-то я и так собирался ее сбрить, честно говоря, борода надоела мне до чертиков – она же чешется! – но не сразу. Потом, чтобы все успели запомнить меня, как талганца.
– Мужественность должна быть не в бороде, а в другом месте!
Я резко остановился. Не понял…
– В сердце! – зажала рот пальцами Нитка, – В сердце, а не там, где ты подумал, пошляк!
Мы вошли в общежитие, где возле вахты делала вид, что оказалась здесь совершенно случайно, Мада. При виде нас она «незаметно» округлила глаза и показала мне большой палец. После чего подмигнула и исчезла.
– И что это была за сколопендра? – когда мы вошли в пустынный коридор, Нитка остановилась и повернулась ко мне.
– Где?
– Возле вахты. И не делай такое невинное лицо, я видела, как вы там перемигивались!
– Это, – сделал я невинное лицо, – моя сестра… Двоюродная.
– Ах, сестра… Слышала я про талганские традиции, связанные с двоюродными сестрами…
Нитка осекалась, ее круглые щечки залились краской и стали напоминать свеколки:
– Что… Что ты со мной сделал? Я говорю такие пошлости!
С этими словам она схватила меня за лацканы и крепко поцеловала.
* * *
– В этом году еще одна экспедиция отправилась в район Столбовой Бирарки. Она точно найдет следы метеорита!
Как и любой фанат, Мамочкин мог говорить на любимую тему часами, отбросив всегдашнюю нерешительность. А помешан он был на космосе.
Все началось с моих писем, которые я положил на тумбочку. Вернее, с одной из марок, на которой в желто-синих тонах было изображено что-то непонятно, я, собственно, и не всматривался. А вот Мамочкин всмотрелся.