Непонятная Рота, явственно произнесенная с большой буквы[445], мне ничего не сказала, зато у меня, наконец, сложилось в голове картинка – моряк плюс автомат плюс акваланг – и до меня дошло, чем занимался дядька Драк в молодые годы.
Диверсанты. Подводный спецназ. Пираньи, мать их за ногу, то-то все с прозвищами… Кстати.
– Дядь Драк, Туман, Луфарь – а ты кто?
– А я – Дракон, – усмехнулся в усы дядька.
– Из-за имени?
– Из-за дракона, – Драк закатал рукав на левой руке и показал растянувшуюся на все предплечье цветную татуировку дракона навроде той, какая, по слухам, красовалась на руке императора Николая Последнего[446], - Ошибка молодости.
– Дракон, значит… – я улыбнулся. И перестал улыбаться.
– Дядь Драк, а там, в рукописи вашего Тумана… ничего такого, из разряда «Перед прочтением сжечь – после прочтения съесть», не было? Я не читал, если что?
– Да не было, конечно, Туман тоже не дурак… был.
Мигнувшую было печаль тут же разогнал вторгшийся дед Паич:
– Чего сидите?! В баню кто пойдет?
* * *
Шшшуххх!!!
Аааа!!! Данунафиг! Аааа!!! Данунафиг!!!
Не обращая внимания на ехидные смешки рассевшихся на самой верхней полке дядьки и деда, я скатился вниз с банного полка. Данунафиг! Я первый раз в жизни не мог вдохнуть воздух: открываешь рот, пытаешься сделать вдох – а воздух к тебе в легкие просто не идет. Потому что легкие сказали, что в гробу видели закачивать в себя эту венерианскую атмосферу, которую кто-то там считает воздухом, пригодным для дыхания.
– Слабовата молодежь пошла, – крякнул сверху дед Паич, – То ли дело мы в его годы…
– Ага, – поддакнул дядька Драк.
– Чего агакаешь? Сам-то еще от горшка два вершка, а туда же, к старшим приписывается.
Мужики похохотали, я тоже улыбнулся. Понятно же, что не в зло и не в обиду, просто шутят.
– Ершан, лезь на полок, парить тебя буду! – дед махнул двумя вениками, послав волну горячего воздуха. Один веник – березовый, а второй…
– Дедушка, а из чего у тебя вон тот веничек?
– Так с можжевельника же.
– Дедушка… А можно не надо?
– Не боись, Талган, подставляй бока!
ААА!!!
* * *
Распаренный, чувствующий себя так, как будто меня разобрали на части, промыли каждую косточку, каждую жилочку и собрали обратно, я вышел на крыльцо.
– Попей, Ершанчик, – Нитка протянула мне глиняную кружку.
– Что там?
– Зябрики в собственном соку. Я из банки налила и водой разбавила, на свой вкус. Попробуй, подолью чего-нибудь.
Я отхлебнул зябрикового сока, кисловато-сладкого, прохладного, освежающего. Вкусно. Прихватил зубами самого зябрика, плавающего поверху, захрустел. Остальные зябрики из банки азартно вылавливали крутящиеся тут же под ногами мальчишки-близнецы. Руками полоскаться в соке им запретили, так они гарпунили твердые и упругие зябрики вилкой. Без шансов.