Двадцать пятого июля я узнала, что поступила на бюджет, и первым об этом узнал именно Роберт. Он орал в трубку поздравления и свистел, а я счастливо смеялась, хотя еще не представляла, как на это отреагируют родители. Дочь-художница… Не самое перспективное направление для девушки. И все же именно то, чем мне вдруг захотелось заняться хоть завтра. Дочь-художница, а зять — рок-музыкнт… Представив эту картину, я засмеялась еще сильнее, уж слишком нереальной она была в моем представлении. Нереальной, но такой желанной.
Перед отъездом, которого так ждал Зелим, я с Робертом встретилась вновь. Брат работал, следить за мной было некому, и в спертом летней жарой воздухе Москвы стоял невыразимый привкус свободы — я ощущала его в легких и всей кожей, когда мы с Робертом шли по одной из тропинок Филевского парка, больше напоминавшего лес.
— Сядем? — кивнул он на пустую скамейку среди высоких тополей и берез.
— Так что, завтра в дорогу?
Я кивнула и впервые за целый год общения смотрела на Роберта дольше трех секунд подряд — наверное, секунд шесть — хотела забрать с собой как можно больше воспоминаний о нем, чтобы не сильно тосковать целый месяц. Мой соучастник преступления — телефон — был чист как слеза младенца. Ни одной фотки, никаких страничек в социальных сетях, где я могла бы общаться с Робертом. Его номер я помнила наизусть и постоянно подчищала истории звонков и переписки по мессенджеру. Паранойя, скажете вы, но история с Камиллой доказала, что страховаться не помешает. Когда сестра будет пристроена, Зелим может обратить свое неуемное желание выслеживать и разоблачать и в мою сторону.
Роберт сидел рядом, поигрывая железной цепью, которую часто крепил к джинсам. Он помолчал, потом закинул ногу на ногу, так что щиколотка оказалась на колене, откинулся на спинку скамейки и зажмурился, подставив лицо редким лучикам солнца, еле пробивавшимся через густую листву.
— Знаешь, чему ты меня научила? — вдруг спросил он, не открывая глаз.
— Чему?
— Ценить прикосновения.
Я бросила взгляд на руки Роберта. Длинные, без лишней холености, музыкальные пальцы теребили цепь. Сколько раз в мечтах я позволяла ему коснуться меня и сколько раз в реальности осаждала эти попытки.
— Я — кинестетик, если ты заметила, — продолжал Роберт. — Маньяк-кинестетик, я бы сказал. Я обожаю трогать людей.
О да, на эту его черту характера я обратила внимание уже давно.
— Я люблю прикосновения, люблю чувствовать человека, с которым общаюсь. Парень, девушка — неважно. Я лапаю всех подряд, — усмехнулся он. — И никогда не придавал этому большого значения. Не помню, сколько раз куда и кого я пощупал! А с тобой… — Тут Роберт открыл глаза и посерьезнел. — Каждый раз, когда я тебя касался… Он словно выжжен огнем в моей памяти. Я помню все до мельчайших деталей, каждую наносекунду каждого момента.