— Кто-нибудь, пожалуйста, принесите мне «Ксанакс». Через несколько часов мне надо вставать на работу. Еще пару дней в таком темпе, и у меня случиться сердечный приступ.
— О, черт, это точно! — вскрикивает Фин. — Завтра понедельник. Кажется, прошла целая жизнь с тех пор, как мы вломились на склад подгузников. — Она поворачивается, смотрит на меня (на пол) и улыбается. — С тех пор, как я вломилась на склад подгузников.
— Какая же ты отстойная, — безэмоционально ворчу я. — И ты ошибаешься. Именно я использовала болторез, чтобы перекусить цепь, помнишь?
— Что я помню, так только как ты металась, как новорожденный жираф, пока я не вручила тебе болторезы. Который взяла с собой я.
— Почему все у нас походит на соревнование? — говорю я в потолок.
— Потому что ты была любимицей мисс Крэбтри. Я тебе это так и не простила.
Я вспоминаю нашу очаровательную учительницу в школе-интернате и говорю:
— О, боже! Кэролин Крэбтри. Интересно, чем она сейчас занимается?
— Вне всяких сомнений, убивает парней своими кристально-голубыми глазами и копной волнистых рыжих волос. — Ее улыбка подрагивает, и Фин более мягко добавляет: — Парней и девушек.
Глядя на Фин с нежностью, Макс говорит:
— Тебя всегда завораживали рыжие.
— А тебе всегда завораживали члены!
— В них есть свое очарование.
— Назови хоть одну причину. Я подожду.
Фин и Макс улыбаются друг другу, а я валяюсь на полу, издавая жалобные стоны:
— «Ксанакс»!
— Ты же знаешь, что мы не держим «Ксанакс» в доме, глупая. — Макс подходит и садится на пол рядом со мной, скрестив ноги. Она берет мою руку и поглаживает ее. — Но я одолжу тебе свой вибратор.
— Меня сейчас стошнит, — я тяжело вздыхаю, закрыв глаза.
Фин усаживается с другой стороны от меня и берет меня за другую руку. Я осторожно спрашиваю:
— Мы собираемся призывать духов?
— Скорее, начать групповую терапию, — произносит Макс, заставляя меня снова застонать.
— Нет. Никакой терапии. Я не хочу говорить об этом. Ни о чем не хочу!
Некоторое время никто не произносит ни слова. Фин начинает расчесывать пальцами мои волосы.
Тишина, наполненная ожиданием.
— Я нем мы не говорим. Я даже не хочу произносить его имя, — внезапно заявляю я.
— Хм, — мычит Фин в точности как психотерапевт.
Я открываю глаза и пристально всматриваюсь в ее лицо.
— Он преступник! Тут не о чем говорить!
— Не о чем, кроме твоих глубоко противоречивых чувств к нему и того, что он творит с твоим либидо.
Я снова закрываю глаза и глубоко сожалею, что не являюсь отшельником, который живет один на тропическом острове, а моими единственными друзьями были попугай и древесная улитка.