Я высвободила свою руку из безвольной теперь ладони. И, в последний раз погладив по гладкой щеке, никогда не знавшей бритвы, осторожно опустила ему веки. Слёз не было, но внутри, словно что-то заледенело, закрылось, отсекая ненужные, опасные сейчас эмоции. Это война. Здесь умирают. А у меня есть ещё работа.
Поднявшись на ноги, я рассеянно окинула взглядом «палату» и неожиданно наткнулась на хмуро сверлящего меня взглядом главного целителя. Ленц стоял в проходе, скрестив руки на груди, и вид его не предвещал ничего хорошего. Но в теперь меня это уже не испугало. Видимо сказалась довольно сильная эмоциональная усталость, накопившаяся за этот день: борьба за жизнь подопечного, общая атмосфера безнадёжности, витающая в этой «палате», плюс физическая работа. Да ещё и на обед сходить забыла, забегалась.
Поэтому, чувствуя что ещё немного и сорвусь, просто молча отвернулась и ушла в дальний угол, к своему подопечному. А когда спустя минуту бросила взгляд в сторону прохода, там уже никого не было. Ну и ладно!
Однако гром всё же грянул. Не в госпитале. В шатре, который мы всё ещё делили на двоих.
Ближе к вечеру пришла Тильда и сказала, что приглядит за моим подопечным. Пока я поем и пару часиков отдохну перед ночным дежурством. Я не стала отказываться от такого подарка: усталость брала своё. Искренне поблагодарив подругу, я сначала завернула в столовую, где через силу затолкала в себя плотный ужин. Есть снова не хотелось, но я помнила мудрое наставление и старалась лишний раз не вредить своему организму.
И стоило мне только вернуться к себе, как оказалось. Что в шатре меня поджидает весьма недовольный целитель. Хотя недовольный — это ещё мягко сказано. Не стесняясь в выражениях, Ленц отчитал меня за излишнюю инициативу, эмоциональность и впечатлительность. На что я, не сдержавшись-таки, обозвала его бездушным сухарём и циником, после чего просто ушла.
Была бы дверь — обязательно бы ей хлопнула. Но мягкий шелест опускаемого полога прозвучал неубедительно. А я вся пылала от негодования и незаслуженной обиды. Об отдыхе в таком состоянии не могло быть и речи, поэтому я поспешила вернуться в госпитальный шатёр. Надеялась, что Ленц хоть туда не заявится со своими нравоучениями и претензиями. Его смена уже закончилась, так что, уж он-то свой отдых не упустит.
Найдя Тильду, сидящую на складном стульчике возле моего спящего пациента и мирно вяжущую шерстяной носок, я не удержавшись, высказала ей всё, что у меня накипело в отношении непосредственного начальства.
Но женщина лишь улыбнулась и покачала головой.