Сразу после того, как они разместились, заняв оба этажа и, кажется, еще парочку соседних домов, хозяин предложил "высокородным царице и царевне" посетить мыльню. Шекер сначала не поняла и испугалась, но потом оценила и блаженство горячей воды и пара, и толстые валики мыльной травы, которые рабыни прокатывали по всему телу и от этого оно наполнялось томной, ленивой негой. И душистую мазь, которой Шекер старательно намазали ступни, особенно - пятки. Оказалось, что здесь очень ценится, если у женщины кожа нежная именно на пятках.
Шекер в мыльне долго не выдержала - от жара и резких запахов закружилась голова и стало сильно биться сердце, и рабыня сказала, что проведет ее в комнату.
А вот Юмшан осталась. И, кажется, скоро ее можно было не ждать. Судя по взглядам, которые бросал на нее один из здешних... охранников? Воинов?
Шекер и в голову не пришло осуждать мать. Калаф был для нее скорее царем, чем отцом, и таких, как Юмшан у царя ниомов было... больше, чем Шекер могла сосчитать.
Со счетом у девушки вообще было не очень - не учили. А с верностью в доме матери вообще все было проще некуда: делай что хочешь и с кем хочешь, только не попадись. А уж если попалась, так сикари тебе в помощь, смерть от острого длинного ножа была куда легче, чем "милость пустыни" или "заступничество скорпионов..."
Но, конечно, все это касалось самой Юмшан и еще двух младших жен, с которыми девушка делила шатер. Саму ее стерегли как великое сокровище... или верблюжьего вора, пойманного на горячем, чтобы от расправы не ушел.
Вот так и получилось, что, впервые за долгие десять дней, Шекер осталась одна и без присмотра. Хотя, что значит - без присмотра? На "женском" этаже не было никого кроме нее и рабынь, но во дворе и вокруг дома расположились хичины и воины отца.
И поэтому, когда шевельнулась пыльная занавеска, которая отделяла комнату царевны от комнаты царицы, Шекер не испугалась. Сначала.
Неслышно, словно бесплодный дух или какая-то его родня, в комнату проник мужчина. Воин.
Шекер похолодела - на ней не было не то, что семи покрывал, с мыльни она пришла в одной рубашке, и лишь накинула на себя плотную алабею: жарко же, да одна... И что теперь?
Последние два года мать без устали вбивала ей в голову, что стоит мужчине, хоть какому-нибудь мужчине увидеть ее без покрывал - и быть беде. Из ценного имущества Шекер превратится в бросовый товар, который поспешат сбыть по дешевке. Если, вообще, не скормят песчаному духу.
Хвала Небу, сикари всегда был при ней, она и спала с клинком под подушкой - просто на всякий случай. Отбиться бы не смогла - сражаться ее тоже не учили, но один удар она знала хорошо.