— Единственное свободное место. — Она пожимает плечами. — Не буду же я стоять! И потом, мы с Маратом шесть лет вместе, так что… он и раньше заводил интрижки.
— И всех знакомил с родителями, да? Приводил их в ресторан своего отца?
Элина растерялась. Не ожидала. А мне многое стало ясно, когда она к нашему столу подошла и стала так до неприличия откровенно навязываться его родителями. Да, похоже, это по-прежнему ее больное место. Это ты не изменилась, Элина.
Она сидит рядом, держит паузу, крутя в руках стакан с кофе. Ее макияж из-за ливня чуть поплыл, и теперь я вижу неровности и едва заметные прыщики на коже, которые так удачно до этого скрывал тональный.
А я так привыкла к ее отфотошопленным идеальным картинкам в «Инсте», что и забыла, что она обычный человек. И у нее тоже могут высыпать прыщи.
— Он очень послушный сын. Ничего не делает без их разрешения. Так что не радуйся особо, что тебя с ними познакомил. И ничего у тебя с ним не получится.
Я не услышала злорадства в ее голосе, скорее усталость, словно у нее уже нет сил для борьбы.
— Раз у тебя не получилось… Да какое вообще твое дело?
— Мы с ним одной крови, понимаешь? Созданы друг для друга. И он всегда это понимал, в отличие от них.
— Одной крови, значит. Киплинг, наверное, сейчас в гробу перевернулся.
— Ты не понимаешь! Он женится только на той, кого найдет его маман! Такой же, как она, татарке из почтенной мусульманской семьи. Послушную забитую дуру, которая будет смотреть ему в рот и сидеть дома с детьми. А ты, извини, мордой не вышла.
Она отпивает свой кофе, а я пытаюсь осмыслить, что она сказала. Пока не очень получается. Слишком уж расходятся ее слова с тем, что я знаю о Марате и его семье.
— Я знаю, о чем говорю, а ты дура, если считаешь, что у тебя что-то получится с ним. Но ты же никогда не отличалась умом. Со школы помню, как по нему сохла.
— И про дневник мой тоже помнишь, я смотрю.
Бойченко лишь дернула плечом.
— Такой влюбленный бред там писала…
— А Марату понравилось, — перебиваю. — И это главное. Но дневник надо вернуть.
— Зачем мне его возвращать?
— А зачем тебе хранить бред? Элина, зачем ты вообще вернулась? Он ведь и на тебе тогда не женится, родители не разрешат. А ты перед ними стелешься…
— Да пошла ты! — зло бросила Бойченко, нисколько не переживая, что ее услышат посторонние. — Что ты вообще знаешь, убогая?! Он всегда будет любить только меня! Поняла? Меня!
— А чего орешь тогда? — Очарование неприступной красавицы, знающей себе цену, растворилось еще в «Али». — А что ты вообще можешь, кроме как орать и оскорблять людей? Знаешь, мы вообще давно не в школе, когда обижались практически на все. И дело не в том, какая у него семья — религиозная, национальная или нет. Они тебя просто не любят, Элина, и никогда не любили. И Марат больше не любит. Он ведь тебе это четко дал понять тогда, в коридоре, верно?