Отбивная под сливочным соусом, картошка-пюре и салат – все было очень вкусно и сытно, правда я не могла заставить себя глаз отвести от парня. Через зеркало заднего вида следила, как Саша накинулся на еду, словно неделю голодал. Хотя… Что мы, в общем-то, о нем знаем? Ровным счетом ничего, лишь жажду выжить видели.
Четыре порции мальчишка оставил, так бережно их прижимал к себе, словно самое дорогое сокровище, пока мы ехали по указанному им адресу.
Я никогда не была в этой части города, слишком далеко ехать, на окраине, да и незачем. Но стоило нам въехать на территорию узких улочек и увидеть кучкующуюся возле пивных ларьков пацанву, поняла, что лучше одной в эти широты не соваться.
– Под тополем тачку оставь, – скомандовал Саша. Давыдов, не споря, послушался, у мальчишки даже грудная клетка расширилась от гордости, он снизошел до объяснений: – Здесь территория Черного, тачку не тронут, хотя сам он в отсидке сейчас.
Давыдов кивнул и заглушил мотор.
Перед тем как выйти из машины, я на мгновение закрыла глаза, собираясь с силами.
«Малолетка, не пришьешь, отсидка, – продолжало отдаваться эхом в голове. – Господи! Да лучше чиллиться, хайп, кринж и остальное на птичьем от своих сыновей слушать, чем встретиться с такой изнанкой жизни из уст детей».
Буквально через несколько минут мы стояли у видавшей виды двухэтажки: трещины в стенах, деревянные оконные рамы «пни – и выпадет», вместо многих стекол простая клеенка.
Я смотрела на все это и не могла принять мысль, что до сих пор существуют люди, которые живут в бараках на собачьих условиях…
Собачьих, ха! Многим собакам теперь за евро одежку покупают и водят в элитные салоны к стилистам.
А здесь вот люди живут почти что на улице, без элементарных удобств и с единственным туалетом на этаж.
Такое вот се ля ви.
Спасибо Давыдову, что крепко держал меня за руку, у самой что-то ноги плохо шли…
Возле единственного подъезда Саша замялся и нерешительно оглянулся на нас.
– Может, я это… сам? А вы на улице тут…
– Нет, – оборвал парня Иван. – Веди.
То ли мужчина обладал странной магией, влияющей на мальчишку, но тот его пока слушался беспрекословно.
Как я и думала, плесень, трещины, мусор, исписанные граффити стены и стойкий запах мочи – не кошачьей. В комнате, куда нас завел Саша, негде было стать от грязи и пустых бутылок, на кровати жались друг к другу трое малышек – лет трех-пяти по виду, а на полу валялась женщина.
– О-о-о, Санька! – пропела она, оглядывая нас нетрезвым поплывшим взглядом. – Ты гостей привел, что ли? Так мне и угостить нечем, ик!