Изо всех сил уперлась в его грудь ладонями. Отметила про себя, что он, к счастью, в футболке, иначе ведь снова зависла, если бы к горячей коже прикоснулась.
- Не нужно.
Но он не слышал. Губы скользили по шее, вызывая сотни мурашек, отзываясь дрожью под коленями. А когда языком обвел мочку уха, на мгновение я забыла, что там сделать собиралась. И если бы промолчал, если бы просто ласкал, ничего не говоря, не смогла бы, наверное, о сопротивлении даже подумать, но он заговорил:
- Тебе понравится. Тебе хорошо будет...
И я взяла себя в руки. Отодвинулась, оторвалась от его губ и сказала с обидой:
- Если ты таким необычным способом меня отблагодарить хочешь, то мне твоей благодарности не нужно!
- Не понял, - и судя по взгляду, это было на самом деле так. - Отблагодарить? Хм, не-ет, Наташка, просто хочу... Благодарности здесь ни при чем! Необычным способом тоже бы не отказался. Но ты ведь так сразу необычным не дашь... Давай уже самым традиционным. Иначе загнусь от перевозбуждения...
- Дурак! - но, как ни старалась, улыбку сдержать не смогла.
- О, слушай! А давай я отблагодарю тебя. А потом ты меня. Я сейчас объясню, как, - и, вжавшись губами в ухо, зашептал, заползая горячими руками под футболку и медленно двигаясь вверх, к груди. - Мы к тебе пойдем. Я тебя языком ласкать буду. Потом ты мне минет сделаешь. А потом просто трахну.
От одних слов только я готова была растечься лужицей на полу. А пальцы накрывшие грудь, сжавшие соски, заставили подкоситься ноги. Вот как? Как мне может нравиться такая пошлость? Но нравилась! Так нравилась, что внутри все переворачивалось от неё! И хотелось всего, что он перечислил!
И казалось, при таких грубых словах, он и действовать грубо должен! Только губы его так нежно, почти невесомо коснулись моих губ, что я напрочь забыла обо всем на свете. И ждала только следующего прикосновения, наблюдая за его лицом сквозь прикрытые ресницы.
Такой красивый... Все в нём нравится - как прядки волос на лоб падают, как ресницы на щеках лежат, когда глаза закрывает, как щетина колет мой подбородок... Нравится, как язык исследует мой рот, сначала просто обводя линию зубов, а потом яростно толкаясь, примерно в том же ритме, который повторяют его бедра, вжимающие в развилку между моих ног каменный член...
- Папа! Что ты там делаешь?
От ужаса мои челюсти непроизвольно сжались и прикусили его язык. Плетнев застонал мне в рот от боли. Но, как я ни пыталась вырваться, не отпустил. Просто ответил Ване - голос у мальчика был другой, от Вовкиного, уже мне знакомого, отличался - я сразу поняла, кто, на этот раз, не спит: