- А я здесь... целую тетю Наташу.
- С ума сошел? - прошипела я. - Отпусти меня! И руки свои наглые вытащи уже!
- Детям врать нельзя. А руки мои тебе минуту назад очень даже нравились.
- Пап, - ребенок не отступил, и, судя по голосу, градус его любопытства рос. - А где ты взял тетю Наташу?
- Хороший вопрос... Где я тебя взял?
- И, главное, зачем взял? - добавила я. - И помни, детям врать нельзя!
В холле была поставлена ëлка. Украшена игрушками, увешана гарляндами - мы с Ингой постарались сегодня! Странно удивительный день - не понять, что в нём такого особенного - просто красивый дом, просто хорошие люди рядом, просто до Нового года девять дней... И пусть я сама давно уже не маленькая восторженная девочка, пусть в сказку не верится вовсе, но волнение невнятное, тревожное, щекочащее ладошки, заставляло то и дело судорожно выдыхать от напряжения...
Да, волновались о Денисе и его мальчишках, да, переживали и строили предположения, но все-таки надеялись и даже уверены были, что все хорошо закончится, что найдутся, что приедут домой.
Спускаясь ночью вниз, в гостиную, усаживаясь на диван у искусственного камина, я знала, зачем пришла - надеялась на встречу! Ждала его... Не договаривались спускаться, наоборот, спать разошлись сразу после возвращения Дениса с детьми - мешать им, уставшим, не хотели, да и после вчерашнего разговора с Иваном в комнате не оставались вдвоем ни на минуту, кажется. Но чудилось, что он ждет, что тоже не может заснуть, что спустится вниз, придет ко мне, сюда...
Давнюю историю, стыдную, страшную вывалила вчера перед ним. И ведь тогда, под впечатлением от телефонного разговора с Катей, не задумалась о том, что именно этому мужчине, и именно сейчас, не стоит рассказывать об этом. А теперь смотрела на огоньки искусственного пламени камина и гадала - понял ли, почувствовал ли, что жду, придет ли...
Полчаса сидела. Жалела себя. Зачем рассказывала? Зачем душу раскрывала? Ведь не просто так ушёл, толком ничего и не сказав, кроме обычного: "Ты не виновата ни в чем".
Виновата. Все из-за моей глупости. Из-за моего поведения неправильного. Кругом виновата. Десять лет прошло, а ни на грамм вина моя не уменьшилась. Да и как тут ей уменьшиться, если Катя всегда рядом, если ночами все еще кричит от кошмаров, если до сих пор боится каждого шороха, шарахается от любого прикосновения?
В тот вечер Катя не хотела идти гулять, просила остаться дома. Возможно, чувствовала что-то. Но, впрочем, так она говорила всегда. Это я любила шумные компании и вечеринки на дискотеках. Сестра была заучкой, проводившей вечера за книгами, училась за нас обеих.