Спустя пару часов на поляну въехала пожарная машина.
Догорающий огонь удалось легко потушить, он не перекинулся на деревья дальше и тем более не дошел до пустого дома, что стоял чуть дальше. Скромное пристанище оборотней, которым пользовались в самых невыносимых ситуациях, рассекретилось.
Ко мне подошла женщина — врач, которая вышла из кареты скорой медицинской помощи. Она накинула на меня плед и спросила участливо:
— Вы помните, как вас зовут?
В ответ я только кивнула. Она бросила обеспокоенный взгляд мне за спину, на оборотня. Видимо, мой вид был настолько ужасным, что она вообще сомневалась, могу ли я разговаривать после пережитого.
— Амалия, — кашлянув, сказала я. — Амалия Райтер.
Эпилог
На улице свежо и спокойно. Холодную землю покрывают первые в этом году снежинки, и, не тая, ложатся где придется. Тонким ровным слоем уже покрыта дорожка к хижине, кусты рядом; шапочками сугробов снег покрыл ветки деревьев, что стоят поодаль от дома. Безветренно и тихо, все, как я люблю.
Смеркается. Вечер синеет, предзакатный час навевает мысли об одиночестве и в доме встают призраки задавленной жизни, боль не случившегося счастья.
Откладываю книгу на подоконник, — все равно не понимаю ни строчки, просто вожу глазами туда-сюда, читая один и тот же абзац уже пару часов. Включаю настольную лампу у стола, вытягиваю ноги на диване — немного затекли от одного и того же положения. И по телу пузырьками бежит освободившийся кислород, питая кровь.
Бросаю последний взгляд на окно и вижу свое отражение: осунувшееся лицо, заострённый нос, чуть выпирающий подбородок, несколько длинных розоватых шрамов на щеке. Совсем не та красавица, что блистала на вечерах еще два месяца назад. Совсем не та.
Ерошу волосы, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение еще одного безликого вечера и улыбаюсь: между кустами бузины видна черная мрачная фигура. Это его хижина, и я живу в ней потому, что мне нужна помощь, — так объяснил мне этот оборотень причину моего переезда.
Он ждет, когда я его замечу — сам никогда не приближается, чтобы не напугать. Мне кажется, он ведет себя со мной также, как хочет, чтобы вел себя остальной мир: не трогал, не разговаривал, не тормошил.
Лесник делает свою работу методично, четко, максимально закрыто. Не посвящая ни в свою работу, ни в свою жизнь никого.
Мне подходит сейчас такая компания.
Я машу рукой, зная, что он видит меня за стеклом, освещенную мягким светом оранжевой настольной лампы.
И тогда Лесник делает шаг вперед. Потом еще один. Приближается медленно, осторожно. Слышно, как под его теплыми сапогами хрустит новенький снежок, ломаются снежинки.