Планов мы с Михаилом тоже не строили. Наверное, я в глубине души боялась сглазить, хотя по жизни слыла особой, далёкой от суеверий.
Но, обретя любовь, равной по силе которой я не знала, стала опасаться чужих взглядов, старалась укрыть её от посторонних, наслаждаться каждой минутой, не оглядываясь назад. Равно как и не мечтая о будущем.
Будущее… Возможно, я пожалею о своём сегодняшнем выборе, прокляну тот миг, когда раскрыла объятия любви, но сейчас я была счастлива, как может быть счастлива гусеница, обрятшая крылья после длительного сна. Как цветок, распустившийся навстречу солнцу, пчела, нашедшая сладкий нектар.
Мы с Михаилом стали близки всего месяц как, но я уже скучала, когда его не было рядом. По его взгляду, внешне такому холодному, беспристрастному, что, казалось, его обладателя ничто не может вывести из состояния созерцательного равнодушия. По рукам, гладящим мою спину, по словам, срывающимся с губ, когда нас никто не мог подслушать.
Это не было похоже на сумасшествие или наваждение. Это была любовь-восторг, любовь-прозрение, любовь, приравненная к нехватке чистого воздуха или воды.
Жить и дышать можно, но плохо и мало. И такая жизнь не приносит удовлетворения, она похожа на сон с серыми тенями. Они бродят вокруг, бесплотные, безжизненные, безрадостные. И живут потому, что так положено, а не потому, что хотят так жить.
Предвкушение встречи будоражило уже с самого утра, я не могла ничего делать, а работа, если день выдавался будним, выполнялась машинально. По привычке делать её хорошо.
Я устроилась инженером-конструктором на Зеркальную фабрику. Это место нашла сама, отец предлагал более оплачиваемые и перспективные должности, но мне не хотелось от него зависеть, чтобы потом не получать упрёки в том, что он сделал для меня так многое, и я теперь должна делать то, чего хочет он.
А он задался целью познакомить меня с перспективным молодым человеком. Я не отказывалась, напротив, охотно участвовала в этой игре, желая показать отцу, что иду навстречу его желанием. Ходила на свидание по его указке и без неё, храня в душе позорную, с точки зрения его понятия о чести, тайну.
Когда он узнает о ней, на меня обрушится лавина из упрёков в предательстве. Обязательно вспомнит о ноже в спину и о том, что такое простить нельзя. Пусть так.
Отец скажет, что я глупа, и что Михаил мне не пара, что гены пальцем не раздавишь, рано или поздно я пожалею о своём выборе. И на это я была согласна.
Пожалеть хоть о чём-нибудь, но сначала испытать, напитаться этой любовью сполна, припасть к её источнику, пить, как воду, зачерпывая в ладони, чтобы капли стекали по лицу и попадали на одежду.