Я всё ещё была зависимой. Михаилу я старалась этого не показывать, зачем ему знать, как тяжело бывает без него, как тихо ночами в моей спальне, как сильно я жду того дня, когда мы увидимся. Как тоскую по его рукам, глазам и словам. По обещанию однажды вернуться и больше не расставаться
Я не смогла бы объяснить даже себе, почему так крепко на него подсела. Казалось, он проник под мою кожу, отравил сердце и привязал к себе невидимой цепью. Красивой, как та, которую я носила на шее в знак нашей тайны.
Каждый день, просыпаясь и засыпая, каждую свободную минуту я старалась благодарить судьбу, Небо за то, что мы есть друг у друга. «А что если это уже не повторится?» — возникала противная мысль, но я не гнала её от себя. Пусть не повторится, главное, что я ношу в себе его ребёнка. У меня останется память, живое продолжение нашей любви.
И всё же страх оставался. Он был спрятан глубоко, почти неощутим, как сердце духов, как забытый наутро сон, прошедшая стороной гроза, но я чувствовала его в глубине души и боялась дать ему волю. Он не должен помешать мне жить. Я наконец задышала полной грудью, хотя и обходила стороной как свадебные салоны, так и отделы детских вещей.
И вот однажды, спустя месяц после того, как я впервые посмотрела на экране монитора на чёрную фасолину, которая вскоре превратится в ребёнка, моего ребёнка, у меня начал тянуть низ живота. Я обратилась к врачу, но по анализам и УЗИ всё было в порядке. Симптомы быстро прошли, и я даже забыла об этом, как вскоре почувствовала необъяснимую слабость.
Лежать в больнице без толку не хотелось. Потому что об это узнает отец и устроит скандал, только этого сейчас не хватает!
— Ты стала бледной? С тобой всё нормально? Покажись врачу, — спрашивал папа в те немногие минуты, когда нам удавалось увидеться.
Я инстинктивно избегала чересчур плотного общения. Живот пока удавалось прятать под одеждой, но вскоре придёт лето, тогда уже не спрячешь. Последуют вопросы, допросы и обвинения. Я пыталась отдалить этот миг, забыть о том, что вскоре буду вынуждена держать ответ, но молить о прощении не стану.
«Всё идёт так, как я того хочу», — думала я и упрямо молчала. А потом, как-то проснувшись ночью, поняла, что ошибаюсь. Эта мысль пронзила словно током, вырвала из объятий тёплого сна и встала передо мной, как обвинитель. От неё было ни спрятаться, ни заесть и ни запить, она лезла в глаза, путала мысли и требовала действия.
Но я смалодушничала, потому что в глубине души знала, что это конец. Ничего не поменять, а, значит, чем позже я об этом узнаю, тем лучше. Кому-то такое покажется глупым, другие бы не поняли меня и решили, что всегда есть второй шанс, но я-то знала, что это иллюзия. Что нельзя просто так переступить через человека, решив, что где-то вдалеке будет ждать другой.