— Злая ты, — надулась кикимора. — Старая травница была добрее.
— Ну извини, — буркнула. — Не двигайся, сейчас будет больно.
Она всхлипнула. Я протёрла место вокруг крючка для дезинфекции и осторожно коснулась пальцами зеленоватой, покрытой соплями кожи кикиморы. Красным всполохом засветился раневой канал. Хорошо одно — кости не задеты. Но чем откусить жало крючка? Пока я стояла, зависнув над раной и раздумывая, кикимора терпеливо ждала, чуть ёрзая на столе. А если попробовать его так вытащить? Дать ей обезболивающего внутрь. Обезболивающего вон три кувшина! Нет, я так не смогу. Надо попробовать как-то отщипнуть этот острый кусок. Я вон лечить могу, почему бы и с крючком не получилось бы?
Взявшись за жало, надавила двумя пальцами. Крошись, зараза! Отпади! Сломайся! Расплавься, наконец!
И вдруг почувствовала, как жало нагревается. Может, это ложное ощущение? Ну, знаете, как бывает: когда держишь предмет, думаешь, что он становится теплее, а на самом деле просто от температуры тела. Я ойкнула и выпустила крючок — он раскалился добела! Нет, это точно не от температуры тела! Металл и правда нагрелся, будто я его газовой горелкой обработала. Так, удивляться буду потом, а пока надо убрать жало.
— Ай! Ай! Горит-пекёт! — заныла кикимора, и я быстро схватилась за кончик крючка тряпицей, обломала его и поправила получившийся обломок так, чтобы он вышел безо всякого сопротивления. И тут же вытянула его, пользуясь тем, что раненая ныла. Так хоть больно будет один раз.
— Вот и всё, — радостно объявила кикиморе. — Сейчас обработаю, чтобы не загноилось.
— Ох, и правда всё, — выдохнула она. Будто болото зашелестело. Я сходила за одной из простыней, найденных в сундуке, оторвала от неё длинную полосу ткани и, хорошенько промокнув места проколов, профессионально забинтовала руку кикиморы.
— Не мочить, не снимать, завтра придёшь на перевязку, — проинформировала пациентку.
— Как же не мочить-то, ежели я в болоте живу?
— Ну как-нибудь исхитрись, — я пожала плечами. — У подружки поживи несколько дней.
— У меня только одна подружка. была. — пригорюнилась кикимора, свесив руки между колен. Вся её поза маленькой обиженной девочки была направлена на умиление и ожалостливенье меня, но я не поддалась:
— Давай, давай, не задерживай! Мне надо разобрать эти авгиевы конюшни!
— Чьи конюшни? — навострила уши лесная пакость. Я отмахнулась:
Ты не поймёшь.
— А, тут это... — кикимора спрыгнула со стола и шмыгнула к двери: — К русалкам зайди. У них путокос.
— Что у них?
— Путокос. Ну, болезнь такая. Да сама увидишь!