Учиться Лаванда не хотела от слова «совсем». Но родители неизменно выдавали деньги на ее обучение, а коммерческий вуз честно их забирал, проталкивая девушку к синей корочке, именуемой, да простит меня Министерство образования, дипломом.
И вот, после того, как эта особа в летнюю сессию перестала быть моей студенткой, в один из теплых, июньских вечеров, напомаженный и взволнованный, я наведался в ресторан, где она подрабатывала официанткой. Лаванда сразу меня заметила, лучезарно улыбнулась и подошла, чтобы вручить меню. Выпив чашку кофе, я подозвал ее и не стал «ходить вокруг да около», а сразу пригласил на свидание. Взволнованно, без изящного слога и какой-либо оригинальности, я сказал, как отрезал. Лаванда смущенно улыбнулась, от чего на ее щеках появились очаровательные ямочки, и чуть растерянно оглянулась по сторонам. Но, когда девушка снова на меня посмотрела, в ее взгляде блеснуло что-то нехорошее. Только сейчас я понимаю, что тогда разглядел в этих красивых глазах. То были искорки гордыни и тщеславия. В тот момент я перестал быть Лаванде по-настоящему интересным и перешел в категорию воздыхателей, коих в ее окружении было полно. У этой девушки было одно интересное и довольно распространенное качество — она очень любила «цеплять» внимание. Любой мужчина или парень, неважно какой наружности и какого достатка, непременно должен был восхищаться ею. Уже позже я отметил в ней эту манию, эти вечно оценивающие взгляды: «заметил ли он меня?», «нравлюсь ли я ему?», «будет ли он думать обо мне?». Но, как только она убеждалась в желаемом, то тут же теряла интерес. Кроме особого случая, которым, на время, как раз оказался я.
В тот вечер, когда солнце за панорамным окном ресторана, подобно художнику, раскрасило серые крыши и фасады домов гаммой желтых и розовых оттенков, она сказала свое «да», и мое сердце запело, а годы тут же стремительно унесло. Я снова стал студентом, ее ровесником, легкомысленным и свободным, считающим, что ему горы по колено. В тот момент я окончательно утратил способность понимать, что творится в моей жизни. В тот момент я задвинул весь свой горький опыт в самый дальний ящик сознания. И, словно слепой, одержимо побрел сквозь манящую темноту навстречу этому приключению.
А дальше, как это обычно бывает, были подарки, цветы, походы в кино, выставки художников, театры, рестораны, прогулки на лодке и долгие разговоры за чашкой кофе под звездами на капоте моего «Пежо». Рассуждать о «сложном» Лаванда не любила и откровенно скучала, когда мы предавались культурной программе. Она любила говорить только на бытовые темы, например, о том, какое смешное видео посмотрела «ха-ха», как располнела ее подруга «ха-ха», как она кому-то «слила» в онлайн игру или о том, какой лак лучше купить, чтобы подходил к теням. Еще она часто попрекала меня тем, что я говорю очень много сложных, непонятных слов. Я был ей интересен, как взрослый, начитанный дядька, такой временный аттракцион, удовлетворяющий ее женское любопытство.