Обед оказался весьма заурядным, но они этого не замечали. Они бродили вдвоем по Стране нежности. Разговаривали, не замечая, что говорят, смеялись.
Когда официант наконец принес кофе и ушел, Лаура сказала:
– Вы знаете обо мне достаточно много, а я не знаю о вас ничего. Расскажите о себе.
Он рассказал ей о своей юности, воспитании, родителях.
– Они живы?
– Отец умер десять лет назад, а мать – в прошлом году.
– Они… она очень гордилась вами?
– Отцу, мне кажется, не нравилось такое экспансивное проявление религиозных чувств. Однако он признавал, что другого пути у меня нет. Мать воспринимала все более положительно. Гордилась моей мировой славой, как все матери, но грустила.
– Грустила?
– Да, из-за того, что я был лишен простых человеческих радостей, и это отдаляло меня от людей и, конечно, от нее самой.
– Да, я понимаю.
Луэллин продолжал рассказывать ей историю своей жизни. Вся эта фантастическая, как казалось Лауре, история была выше ее понимания и в чем-то вызывала протест.
– Но это отдает коммерцией, – возразила она.
– Сам механизм – да.
– Я бы очень хотела понять это получше. Ваша миссия вам кажется… казалась действительно важной и нужной?
– Для Бога?
Лаура немного растерялась:
– Нет, нет. Я не это имела в виду. Для вас.
Луэллин вздохнул:
– Это трудно объяснить. Я уже пытался это сделать в разговоре с Ричардом Уилдингом. Дело в том, что вопрос, нужно ли это делать, никогда не возникал. Я был обязан это делать.
– А если бы вы читали свои проповеди в пустыне? Это было бы то же самое?
– С моей точки зрения – да. Но я делал бы это не так хорошо. – Он улыбнулся. – Ведь актер хорошо играть перед пустым залом не может. И писателю нужно, чтобы его книги читали. А художнику – чтобы его картины видели.
– Вы говорите так, будто результаты вас не интересовали. И мне это непонятно.
– Мне не дано знать, каковы были результаты.
– Но есть цифры, статистика, число обращенных. Все подсчитано и опубликовано.
– Знаю. Но это ведь человеческие подсчеты. А какие результаты нужны были Богу и какие Он получил, мне неизвестно. Поймите, Лаура, что если среди миллионов, которые приходили меня слушать, находилась одна-единственная душа, до которой Бог хотел донести свое слово и ради этого избрал такой способ, значит, цель достигнута.
– Но это же все равно что стрелять из пушки по воробьям.
– Да, конечно, но опять-таки по человеческим меркам. Сложность в том, что нам приходится подходить к Богу с точки зрения человеческих ценностей или справедливости и несправедливости. У нас нет и не может быть ни малейшего представления, чего Бог требует от человека. Мы можем лишь предполагать, что Он хочет, чтобы человек стал таким, каким мог бы быть, но сам еще не додумался до этого.