Да, конечно, Селия права, она самая настоящая pauvre fille, и ее родители бедны. Но они честные и уважаемые люди, а с ее отцом здоровается за руку сам господин мэр города По.
– Да разве я… – опешила Селия.
Женни не дала ей говорить.
Разумеется, la petite мисс, такая богатая, у которой столько красивых дорогих платьев, родители которой путешествуют, считает, что она, Женни, ничем не лучше уличной нищенки.
– Да я же не говорю… – снова попыталась прервать ее несказанно удивленная Селия, и снова безуспешно.
Но даже les pauvres filles[49] имеют гордость! Она, Женни, имеет, и она оскорблена. Она оскорблена до глубины души.
– Но я же люблю тебя, Женни! – с отчаянием воскликнула Селия.
Женни не хотела слушать. Она вытащила шитье и, оставаясь глухой к мольбам и уговорам Селии, принялась обметывать воротник халата, предназначенного для Madame. Селия не могла знать, что за обедом Мэри и Кейт изводили Женни намеками на бедность ее родителей, которые забирают у дочери все ее жалованье.
Растерянная и недоумевающая Селия спустилась в столовую.
– Чем же ты хочешь заняться? – спросила бабушка, глядя на внучку поверх очков и роняя на пол большой клубок шерсти. Селия подобрала его.
– Расскажи, как ты была маленькой и что говорила, когда приходила после ужина в гостиную.
– Мы все, дети, спускались вниз, стучались, и отец нам говорил: «Войдите». Мы входили и закрывали дверь. Осторожно – запомни, детка. Леди никогда не хлопает дверью. А в дни моей юности леди вообще не прикасались к дверям, потому что это портит руки. На столе стоял графин с имбирным элем, и каждый из нас получал по бокалу эля.
– А потом, потом вы говорили… – подсказала Селия, которая знала эту историю наизусть.
– Да, потом мы по очереди говорили: «Мое почтение вам, батюшка и матушка».
– А они?
– А наши отец и мать отвечали: «Наша любовь вам, дети».
– О-о! – в восторге простонала Селия. Она, неизвестно почему, всегда с упоением выслушивала рассказ об этом эпизоде бабушкиного детства. – Теперь расскажи, как вы с дядей Томом пели в церкви псалмы.
Не переставая вышивать, бабушка повторила и эту популярную историю.
– В церкви была такая большая доска, где писали номера псалмов, которые следует петь во время службы. И регент смотрел туда и говорил нам, какой псалом начинать. У него был сильный красивый голос. И вот он говорит: «Споем во славу Господа псалом номер…» – и тут замечает, что доска перевернута, и опять говорит: «Споем во славу Господа псалом номер…» А потом и в третий раз: «Споем во славу Господа псалом… э-э, Билл, чтоб тебя, быстро поставь доску как надо».