— А вот и вторая, — Августино отбросил прут и процедил, — Арни, сними повязку.
Юноша вздрогнул, стянул кусок ткани с головы и поднял заплаканное лицо.
— Помочись на нее, — вампир скрестил руки, дожидаясь исполнения своих слов.
Арни шмыгнул носом и встал на колени, трясясь всем телом. Самида продолжала плакать и говорить слова о любви своему безжалостному Господину. Юноша зажмурился и болезненно простонал, когда горячая струя мочи устремилась на гладкую бархатную спину фамильярки, которая прижала колени к голове.
— Я бы сам, — Августино наклонился к Самиде, — отлил на тебя, но, увы, не могу, — он перевел злой взгляд на фамильяра, — волосы.
Юноша выглядел несчастным. Ему определенно не понравилось грязное унижение Самиды, но приказ есть приказ, и он излился до последней капли на густую и шикарную шевелюру девушки.
— В клетку, Арни, — мужчина широким и уверенным шагом направился к тюрьме для непослушных мальчиков.
Юноша заплакал пуще прежнего и на коленях пополз за вампиром, который приветливо распахнул перед ним решетчатую дверь. Юноша вжался в угол своей темницы и спрятал лицо в колени, хныкая как маленький и несправедливо наказанный ребенок. Августино молча сомкнул на его шее тяжелый железный ошейник, усиливая плач раба. Заскрипел засов, и мужчина покинул пыточную с чувством выполненного долга.
Августино с доброй улыбкой открыл дверь своего логова и сел рядом с недвижимой Патрицией, которая смотрела в пустоту стеклянным взглядом.
— Как ты? — мужчина поправил ее кудри на груди и погладил костяшками пальцев резиновую щеку, — как день прошел?
Изящный веер выпал из ее рук, и Августино нахмурился:
— Не злись на меня, — тихо и бархатно прошептал вампир и поднял милую вещицу с пола. Он вложил веер в пальчики живой куклы, вглядываясь в бледное лицо, — не капризничай, Пэтси.
Кружевная нелепица вновь упала на ковер.
— Чего ты хочешь от меня? — Августино тревожно всматривался в глаза сестры, — что я могу для тебя сделать? Что ты пытаешься мне сказать все эти ночи?
— Нииии… — слабый, как крылья мотылька, свист, — коооль…
Августино заревел раненым зверем и вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам, будто мелкая мерзавка затаилась где-то в комнате. Мужчина схватился за волосы и зарычал на сестру:
— Не смей меня просить об этом! — он пнул ножку софы, — это не она, Патриция! Это другой человек! Как же ты не поймешь этого?