Николь открыла глаза от зудящего чувства голода внутри. Над ней нависла аппетитная Самида, которая вкусно пахла свежей кровью с легкими ароматами ванили. Старшая приложила палец к губам и мило улыбнулась. Николь разрывало на части желание наброситься на фамильяру, чтобы разодрать горло в клочья.
— Ты должна молчать, — Самида откинула одеяло и скомандовала довольно строгим голосом, — приведи себя в порядок, — и сладко добавила, — голенькой.
Старшая сверилась с часами на руке и шикнула:
— Иди же, — она округлила глаза, — опоздаем на ужин, я тоже получу по шее.
Когда девушка вышла из ванной комнаты, то весь игривый настрой, который ее мучил в душе ухнул в бездну. На заправленной кровати перед Самидой лежали отвратительные вещи — белый хвост с анальной пробкой, кошачьи ушки на ободке, ошейник с металлическим бубенчиком и непонятные зажимы, которые не обещали ничего хорошего.
— Будешь кошечкой, — Самида расплылась в улыбке, — белой агнорочкой! Вместо слов только мур и мяу, Ники.
Девушку передернуло от сокращения ее имени, и она хотела было выразить все свои возмущения, но Самида приложила палец ко рту и похлопала по коленке.
— Кис-кис, Ники, — Старшая опять приободряюще улыбнулась бледной девушке, которая медленно опустилась на четвереньки, — а то хозяин не нальет в мисочку крови.
На что Николь надеялась? Как же ей было стыдно перед Старшей, но голод заставил ее повиноваться, как только она услышала заветное слово. Девушка подползла к фамильярке и потерлась щекой о протянутую ладонь.
— Мур.
— Какая хорошая кошечка, — умилилась Самида и аккуратно надела на голову Николь ободок с проклятущими ушами.
Девушка присела, вздернула подбородок и на ее шее затянули жесткий ошейник. Бубенчик мелодично зазвенел, когда Самида ударила его пальчиком.
— Прелесть какая, — Старшая повернула лицо Николь к себе, — я кошек всегда любила больше, — она взяла тюбик со смазкой и с ожиданием уставилась на сердитую девушку, — еле упросила Августино, чтобы тебя подготовила именно я. Мы с Арни чуть не поссорились.
Девушка устойчиво встала на свои конечности, и решила, что это не самое ужасное, что с ней могло произойти. Самида аккуратно коснулась влажными пальцами ануса Николь, и девушка сцепила зубы — она кошка, а кошки не чувствуют стыда или возбуждения к хозяевам.
— Как же мне нравится эта затея, — в голосе Самиды прозвучали слабые нотки ехидства.
Холодный металл коснулся нежной кожи, и Николь поняла, что готова терпеть унижения от Августино, но с Самидой все было иначе. Ей хотелось нежности и любви со Старшей, а не сомнительных манипуляций с хвостами и задницами.