Он метнул неприязненный взгляд на подвешенных мразот и сжал зубы:
— Если бы я знал, что ты мерзкое отродье двух отбросов, — он сплюнул слюну, чтобы избавится от накатывающей тошноты, — я бы не удостоил тебя взглядом.
— Оу, — девушка медленно моргнула, — а я тебе даже отсосала. Своим гнилым ртом, отвратительно.
Августино с размаху залепил пощечину Николь, которая с тихим вздохом упала на пол, уронив изящное оружие на бетон. Шипящий голос Августино начал переплетаться со звоном в ушах и легким головокружением:
— Закрой пасть, Николь, — она навис над девушкой, — я не намерен терпеть шуточки и издевки, я твой хозяин и требую уважения.
В голове девушки промелькнула идея схватить скальпель и воткнуть его в ногу Августино — в ней проснулась агрессия в ответ на его удар.
— Ты встанешь, — вампир наступил на скальпель, — и молча вскроешь горло этим прекрасным личностям, которые насиловали и убивали других. Я устал возиться с тобой, я отдаю и отдаю, но ничего не получаю взамен. Я тебе не Мать Тереза, сука похотливая.
— Прости, Августино, — девушка потерла щеку. Все же зря она пытается укусить мужчину зубами язвительности — она здесь бесправное существо, а раз так, то надо стать тем, кто может дать ему отпор в будущем. Сильным и коварным вампиром, который сам отхлестает наглеца по его бледным щекам.
В пыточную бесшумно проскользнула Самида и подала хозяину серебряный кубок с инкрустированным хрусталем — белые льдистые трещины покрывали чашу хаотичной сетью, врастая в драгоценный металл застывшими веточками. Вампир задумчиво повертел в ладонях массивный бокал, глядя на него пустыми глазами.
— Если бы не изгнание из Совета за отказ пить проклятую пороками кровь, — вампир закрыл глаза, собираясь с духом, — я живьем закопал тебя в могилу. Я желал испить хороших и добрых людей, а не эту шваль. Никогда нельзя поддаваться минутным слабостям и благородным порывам, желая спасти маленькую невинную девочку. Всегда нужно проверять каждую деталь. Но кто мог подумать, что испуганная милашка окажется неудачным выкидышем спидозной шлюхи.
Августино решительно подошел к пленникам, содрал с их голов мешки и скривился, отворачиваясь от мерзких уродов с кляпами во рту. Лица их были в глубоких морщинах греха и язвах порока, а впалые глаза в пелене жалкой трусости. Полысевшие с желтой дряблой кожей.
— Скажи, что ты отказываешься их убивать, Николь, — Августино сощурил глаза на девушку, — давай же! Ты же милая и добрая душа, которая не погубит человека, даже если он опустившийся на самое дно урод! Это большой грех, золотце, и не будет тебе прощения!