Потом истерично закричала женщина:
— Кто-нибудь, остановите его! Он же его убьет!
Я открыла глаза. Лицо Лео стало багровой маской; кровь текла у него из носа, рта, веки превратились в щелки. Я бросилась вперед и повисла на руке полковника:
— Август! Прекратите, прошу! Хватит! Он ничего мне не сделал!
Полковник, не глядя на меня, тряхнул локтем, я отлетела в сторону и чуть не упала.
Из толпы вынырнули Курт и князь, схватили полковника за локти и попытались оттащить.
— Август, ты с ума сошел? Что ты делаешь? — кричал князь.
— Эка вы разошлись, ваша милость, — хладнокровно вторил Курт. — Смотрите, все кулаки себе сбили. Придется забинтовать. Ну, ну, успокойтесь. Не стоит брать на себя убийство. По-моему, парень уже не дышит.
Полковник сплюнул на землю и сказал хриплым голосом:
— Дышит. У него сломан нос, может, пара ребер. Если бы я хотел убить его, убил бы. Отпустите меня, ну!
Курт и князь опасливо отошли назад. Август сжал кулаки и болезненно поморщился. Костяшки его пальцев были сбиты до мяса.
К Лео подбежал один из слуг и помог сесть. Ростовщик громко стонал.
— Боже, как больно! Я умираю… Вы видели, что со мной сделал наместник? Напал на меня, как зверь, — скулил он.
Но его хныканье меня успокоило. Если у него есть силы, чтобы жаловаться, значит, и правда будет жить.
В избушку вбежал местный доктор, который тоже присутствовал на празднике. Испуганно поглядывая на полковника, он принялся за осмотр пострадавшего.
— Не исключено, что у него сотрясение мозга, — мрачно констатировал он и сверкнул очками в сторону Августа. — Вам это с рук не сойдет, господин барон.
— Это все из-за нее, — негромко сказали в толпе. — Из-за этой девушки, дочки часовщика. Она уединилась с ростовщиком, и барон чуть его не убил.
— Какой позор, — пробормотал кто-то.
Бургомистр стоял со злорадным выражением на лице.
— Ужасный инцидент, просто ужасный, — повторял он. — Что вы наделали, господин барон? А если Цингер умрет?
— Нужно перенести его в замок, — предложил кто-то.
Слуги быстро соорудили импровизированные носилки из черенков от лопат и двух курток и, шаркая ногами, унесли стонущего Лео прочь. Полковник пошел следом, бросив на меня один-единственный взгляд — удостоверился, что со мной все в порядке. Что он думал о произошедшем, я не знала. Считал ли он меня виноватой или жертвой?
Я была потрясена до глубины души. Мне было не жалко Лео, но что, если он останется инвалидом? Наместника будут… судить? Возможно ли такое?
Пошатываясь, я вышла на холодный ночной воздух. Меня тотчас схватил за руку отец.
— Майя! Мы немедленно уезжаем отсюда. Идем!