– Она моя…,– шептали его пересохшие губы в полусознательном, пьяном бреду. Она моя… Одержимость. С каких пор она стала так важна для меня? Никем я так не хотел обладать. Всецело и безраздельно.
Она моя…Нежность. Впервые в жизни мне так отчаянно хочется кого– то сберечь и защитить. А ведь не сберег и не защитил…
Она моя…Похоть. Никто до нее не мог так откровенно и легко будить во мне столько грязных мыслей.
Она моя…Слабость. Непростительная роскошь, за которую придется так дорого заплатить.
Она моя…Боль. Я сделал больно ей, а страдаю сам.
Она моя…Ненависть. Потому что есть Он. Второй. Тот, кого я обязательно убью, какой бы ни была цена…
А все потому, что Она моя… Только моя…
***
– Он напивается до беспамятства, а потом с утра собирает себя по кусочкам. С какими– то непонятными друзьями они ходят по каким– то вонючим притонам, пьют паршивый алкоголь, паленый, а потом его выворачивает наизнанку. Наверное, он делает это, чтобы ему было плохо не только морально, но и физически, не знаю… Как это еще объяснить… Три раза он выезжал по ночам с ребятами в пригород. Его отговаривали все, даже господин Авад, но он никого не слушает, берет оружие и идет со своими бойцами в первых рядах… У него вся грудина и ключица в синяках от отдачи автомата Калашникова, руки исполосаны колючими кустарниками шиповника, в засаде которого они сидели, в мозолях. Ребята говорят, дважды пуля прошла в миллиметре от него, хотя он особо от нее и не бежал… Он обезумел…Позавчера мы взяли пятерых боевиков с флагами радикальных исламистов, трое из которых оказались ливийцами. Он допрашивал их главаря лично и чуть не забил его кулаками до полусмерти, – тихо докладывал по телефону его помощник…
Молчание на другом конце провода.
– Вызовите его во дворец, немедленно…
– Но он опять пьян.
– Ничего, Шеф говорит, пусть приезжает даже невменяемым…
***
Васель насилу умыл лицо ледяной водой. Это все, что он мог сделать, чтобы хотя бы отдаленно вернуть себе человеческий облик.
Зачем ехать в президентский дворец? Что им от него надо?
Он поднимался по мраморным ступенькам и не мог понять, что вдруг о нем вспомнили на самом верху. Это было удивительно, но его собирался принимать сам глава государства…
В той одежде, в которой он приехал туда, его не пустили… Предусмотрительно пригласили в одну из комнат, где его ждал нормальный новый костюм, бритва и умывальник.
Еще чего, он не собирался что– то там себе сбривать. Пусть сами себе побреют яйца… Костюм переодел, умылся, принял душ. Он действительно выглядел, как бомж.
– Вы ждали меня, дядя?– спросил он уважительно, но без привычного пиетета.