Надо сказать, в детстве бегать от него было куда проще: тогда я легко просачивался в находящиеся у земли дыры в стенах, протискивался в дверные щели и скрывался от медведя ходами, в которые его огромная туша просто не пролезала. Но со временем я вырос, и те лазейки спасти меня уже не могли. Теперь мне оставалось лишь тягаться с Куматэцу в скорости.
Наконец рёв стих вдали. Можно было успокоиться и отдышаться.
— Вот ведь приставучий… — бросил я, оборачиваясь и переводя дыхание.
Вдруг на глаза мне попался стул, а на нём — цветок, камелия в горшке. Символ окончания зимы и прихода весны. Родственница легендарной камелии, у которой весна длилась восемь тысяч лет и ещё восемь тысяч — осень…
И вдруг…
Гул.
До моего слуха донеслись посторонние звуки.
— Э? Где я?..
Нет, всё в порядке. Когда-то давным-давно я уже слышал подобное, и мне показалось…
Гул.
Я поднял голову и вгляделся.
Там, вдали, стояло марево, напоминая воздух, прогретый весенним солнцем.
Гул.
Нет, это был не Дзютэн! Я принял за марево толпу людей, пересекавших оживлённый перекрёсток.
Спустя восемь лет Сибуя показалась мне каким-то параллельным миром. Я не ощущал ни капли тоски по прежним временам. Бесконечные высотные здания. Бесконечные окна. Бесконечные экраны. Бесконечные машины. Город казался ненастоящим, пустым, чуждым… Но больше прочего с толку сбивали бесчисленные иероглифы. Город захлёбывался в них: рекламные слоганы, описания товаров, напоминания о правилах поведения, предупреждения. Полотнища многословных объяснений закрывали собой всё пространство. Я невольно задумался над тем, почему люди настолько полагаются на текст.
Но что удручало ещё больше — половину иероглифов я не мог прочесть. Непонятные символы бросались в глаза, и на душе стало до того тревожно, что меня начало подташнивать.
Разумеется, кое-как читать и писать в Дзютэнской школе меня научили. Но среди монстров бытовало мнение, что «мёртвой букве никогда не заключить в себя живую мысль» и что «лучше рисовать картины, чем буквы». Лишь редкие трудяги, вроде отличника Итирохико, умели читать наравне с людьми.
Я почувствовал себя совершенно чужим: мимо текла толпа людей, но меня здесь никто не ждал. Я побрёл куда глаза глядят в надежде совладать с чувством одиночества.
В итоге я оказался в жилом квартале недалеко от оживлённых улиц, у небольшого кирпичного здания районной библиотеки.
В окна, играя тенями на корешках книг, пробивался мягкий свет. В залах царила тишина, посетителей можно было по пальцам пересчитать. После ярких кричащих улиц простота и скромность библиотеки успокаивали меня. Однако тошнота от вида иероглифов всё ещё не прошла.