Стройные ряды дзельквы[14] блестели в лучах летнего солнца. Эта аллея рядом с концертным залом NHK[15] стала нашим излюбленным местом для занятий.
— Ты очень усидчивый! Такими темпами скоро сможешь отвечать на вопросы из моих задачников.
— Из тебя вышла хорошая учительница, Каэдэ.
— Правда?
— Заметь, это говорю я, вечно спорящий со своим наставником, так что можешь мне поверить.
— Ты про того учителя кэндо, который воспитал тебя?
Внятно рассказать ей про Дзютэн было бы слишком сложно, поэтому о Куматэцу она знала только это.
— Одно название, а не учитель…
— Хи-хи-хи. Сразу чувствуется, что вы близкие люди.
— Не смеши! Только и делаем, что кричим друг на друга.
— Везёт. Я так тебе завидую…
— Почему?
— Ты знаешь, я… никогда в жизни не спорила с родителями.
— Да? — я оторвал взгляд от книги.
До этого я не видел, чтобы Каэдэ была настолько грустной и понурой.
— Я живу ради счастья родителей. Начиная с детского сада сдаю экзамены и как проклятая тружусь, чтобы стать такой дочерью, о которой они мечтали. Но им ничего не известно о моих чувствах. Просто не замечают их, — тихо проговорила девушка.
Я попытался представить родителей Каэдэ. Жила она в высотном доме к востоку от станции (мы встречались у входной двери, когда я приходил за учебниками), где в просторном и чистом холле дежурили несколько охранников. Должно быть, она из богатой семьи. И тем не менее в Каэдэ не было ни капли высокомерия. Она напоминала обыкновенного ребёнка, робкого и одинокого. Я молча продолжал слушать её.
Глаза Каэдэ засветились тихой решимостью.
— Но я уверена, что лишь сама могу отыскать настоящую себя. Поэтому сейчас мне приходится усиленно заниматься, а как поступлю в университет — съеду от родителей. Буду прилежно учиться, заработаю стипендию, освобожусь от платы за обучение и самостоятельно получу диплом. Вот тогда уж заживу своей жизнью! — быстро проговорила она, не поднимая глаз, а затем…
— Уфф!
Каэдэ вдруг резко вскинула голову, словно вынырнула из воды, заулыбалась и потянулась:
— Впервые с кем-то поделилась! Эх, как на душе полегчало!
Теперь я видел, что за мягким выражением девичьего лица скрывается душа воина. В ней росло недовольство происходящим и решимость противостоять трудностям. Мне даже подумалось, что я начинаю понимать Каэдэ.
— Ну так вот, по поводу книги, — она снова менторски улыбнулась и посмотрела на «Белого кита» в моих руках. — Я не научу тебя всему, наверняка есть кто-то более компетентный в вопросах языка.
— И кто?
Каэдэ бросила на меня загадочный взгляд, словно что-то задумала, затем расправила плечи и выпалила: