Каэдэ вжалась в металлический забор и, дрожа, прошептала:
— Ты сам на себя не похож, Рэн-кун…
— Кто я? Кто?! — выл я, надвигаясь на девушку.
Она стиснула зубы и отвесила мне такую пощёчину, словно пыталась прогнать тьму, овладевшую мной. От удара я застыл, голова опустела, силы вдруг иссякли, и я начал заваливаться назад. Каэдэ тут же протянула руки, обхватила мою шею и помогла прислониться к сетке. Затем обняла так крепко, будто хотела что-то из меня выдавить.
— У меня… тоже бывают минуты, когда становится невыносимо тяжело. В такие моменты я думаю: «Да пропади всё пропадом!» — и едва сдерживаюсь, чтобы не взорваться. Ты не одинок, Рэн-кун. И я не одинока. Наверняка через подобное проходят все. Поэтому… не надо… всё хорошо, — тихо, словно сама себе, прошептала Каэдэ и закрыла глаза.
От её объятий тяжесть в груди понемногу исчезала. Я наконец-то смог поднять взгляд и посмотреть в круглые глаза Каэдэ.
— Спасибо. Мне легче. Голова остыла. Я ещё подумаю.
Каэдэ с облегчением выдохнула и улыбнулась:
— Вот и славно, Рэн-кун вернулся.
Затем она вдруг потянулась пальцами к своему запястью и развязала красную нить.
— Держи! В детстве я очень любила эту закладку. Она уже не раз меня спасала, — Каэдэ взяла мою правую руку, повязала ниточку, а затем продолжила назидательным тоном: — Погляди на неё, если вновь нахлынет и будет казаться, что не справиться самому.
Я опустил взгляд на книжную закладку, завязанную вокруг запястья.
— Она будет твоим талисманом, — добавила Каэдэ.
По возвращении в Дзютэн я несказанно удивился: вся торговая улица оказалась сплошь увешана роскошными украшениями. Они были везде: на главных воротах с неоновыми вывесками, на водонапорной башне, даже на деревьях возле реки. В воздухе витало ощущение праздника.
— Что это? Что происходит?
Я растерянно оглядывался по сторонам. На площади установили огромный фонарь с изображением двух силуэтов: Куматэцу и Иодзэна. Это ещё что такое?
— Кюта! — я обернулся на голос и увидел широкую улыбку Дзиромару. — Айда к нам в гости!
Дом Дзиромару, вернее, особняк Иодзэна занимал лучший участок земли, что только был на восточном холме. Бумажные экраны с изображениями кабанов и бамбука украшали просторные коридоры, словно картины в музее. Пожалуй, по размерам с этим домом могло сравниться лишь жилище святого отца.
Хоть Дзиромару и жил в таком роскошном поместье, вырос он простаком, который никогда не пытался важничать и пускать пыль в глаза. Мы, как и много лет назад, сели на фарфоровые подставки рядом с верандой и начали говорить о всякой ерунде. Пока я любовался росшей во дворе бамбуковой рощей, мать Дзиромару принесла чай и конфеты.