— Кх!..
Я уступал по силе и потому пятился назад. Не выдержав, я убрал меч, и тут же Итирохико нанёс горизонтальный удар. В последний момент я успел увернуться от лезвия, но повторный взмах всё же задел левую щёку и оставил на ней царапину в три сантиметра, похожую на порез бумагой. Крови пока не было.
— О-о-о-о! — взревел Итирохико и высоко занёс клинок.
Я едва успел выставить перед собой меч, из царапины на щеке потекла кровь. Итирохико таращил на меня безумные глаза и давил с такой силой, словно пытался переломить мой меч вместе с ножнами.
Тогда я впервые ощутил страх смерти. Ведь это был не тренировочный бой, где всё происходит по правилам. Против меня сражался Итирохико, но в него будто кто-то вселился. Противник настолько обезумел, что пытался убить меня. Я широко распахнул глаза. Ждать больше нечего: если сейчас не выложусь по полной, мне конец!
— О-о-о-о!..
Я изо всех сил налёг на Итирохико, он пошатнулся и выронил меч. Клинок с тихим звуком упал на плитку Центральной улицы. Не теряя ни секунды, я занёс меч и опустил его, вкладывая в движение всю свою силу.
— О-о-о-о-о-о-о!
Раздался негромкий удар. Я метил в ключицу, но Итирохико в последнее мгновение выставил запястье левой руки. Впрочем, удар есть удар. Я не сомневался, что проломлю кость.
Но…
Я не поверил своим глазам! Левая рука моего врага внезапно увеличилась до размеров слоновьей ноги и с лёгкостью отразила удар.
— Кюта!..
Итирохико улыбнулся. Шапка в виде головы кабана сползла на лицо. На меня уставилась бездушная морда с глазами и носом из пуговиц и вышитыми клыками. Это было настолько жутко, что я вздрогнул. Дыра в груди Итирохико загудела и начала расти.
В следующее мгновение он вскинул правую руку, увеличил кулак до размеров человека и нанёс сокрушительный удар. Я прикрылся, не успев понять, что происходит. Удар откинул меня метров на пятьдесят. Если бы я впечатался в голую стену, на этом бы всё закончилось. Но, к счастью, я угодил в арку из связанных друг с другом и украшенных к Танабате бамбуковых деревьев. Я перевернулся вниз головой, упал на навес магазина фототехники, отлетел от него и грохнулся на землю.
— У-у-у-у!
От боли я даже дышать перестал, лишь корчился на земле и стонал.
— Рэн-кун! — воскликнула подбежавшая Каэдэ.
Со всех сторон раздавались пронзительные вопли. Наконец-то зеваки поняли, что Итирохико опасен, и стали разбегаться в разные стороны.
Лишь сам Итирохико продолжал стоять на месте со съехавшей на глаза шапкой и зловеще улыбался. Глаза-пуговицы холодно сверкнули. Дыра в его груди становилась всё больше, а свечение, окутавшее тело, — интенсивней.