В приемной меня тоже ждет сюрприз: Митина впервые выглядит довольно и улыбается в моем присутствии. Что ж, может, и на ее улице перевернулся КамАЗ с печенюшками или незапланированным выходным от доброго босса? В полной тишине я забираю из кабинета сумку, на ходу застегиваю ее молнию, хоть вроде и помню, что закрывала перед уходом, и выкатываюсь на улицу. Выше подтягивая воротник серого легкого пальто и пряча от мелкой колючей мороси нос в мягкой ткани.
Спустя час я стою у входа на закрытую территорию недавно построенного жилого комплекса и глупо пялюсь на решетчатые металлические ворота. Засовываю озябшие пальцы в карманы и от всей души кляну себя за рассеянность – только меня могло угораздить меньше, чем за день посеять где-то чужие ключи. Сашин телефон не отвечает, и я почти уже решаю ехать домой, без лишних надежд набирая заветные цифры на домофоне. На удивление устройство мигает дружелюбным зеленым огнем, и калитка гостеприимно распахивается, пропуская меня внутрь.
Сегодня все почему-то иначе, чем в мой первый приезд сюда. Волнение расползается по всему телу, ладони стремительно немеют, и я без конца дергаю серебряный браслет на запястье, то и дело растягивая его пластины. Шаги по коридору отчего-то звучат особенно гулко, а уверенность тает по мере приближения к заветной квартире.
Я замираю, запутываясь пальцами в волосах, и делаю глубокий вдох, когда дверь открывается до моего звонка. И со свистом выдуваю воздух из легких, потому что на пороге стоит вовсе не Сашка.
– Елизавета Андреевна? – мне кажется, что от нарочито-вежливого Анжелиного голоса меня сейчас стошнит съеденным шоколадным десертом прямо на пол.
Калугина стоит в расстегнутой рубашке на голое тело, приторно улыбается, как будто встречает самого дорогого гостя, а я пытаюсь заново научиться дышать. Потому что ощущения сродни тем, когда получаешь под дых. Больно. Невыносимо больно.
– Я сейчас позову Александра Владимировича, – я прекрасно слышу доносящиеся из ванной звуки льющейся воды, а богатое воображение все дорисовывает за меня, подсовывая страстные картинки, полосующие по старым ранам изнутри. Становится мерзко.
Я отчаянно машу головой, понимая, что нужно как можно скорее отсюда выбираться. До никому не нужных объяснений, сцен из бразильской мыльной оперы и пока от моих гордости и чувства собственного достоинства что-то еще осталось.
– Не нужно, – бросаю уже через спину, поворачиваясь на негнущихся ногах и разве что не бегом направляясь к лифту.
Не помню, как спускаюсь вниз. И, как запрыгиваю в первое подвернувшееся такси, тоже не помню. В носу свербит, в глаза будто насыпали песка, но я успеваю набрать Ваньке до того, как начать топить салон несчастного автомобиля слезами.