– Что вы делали в квартире Калугиной Анжелики Юрьевны, – со скоростью пулеметного выстрела вопрос летит мне в лицо, а чужие тонкие узловатые пальцы выбивают раздражающее стаккато по столу. Играя на моих истончившихся нервах и отвлекая от лежащего вверх ногами листка.
– А в качестве кого вы меня допрашиваете? – как утопающий за соломинку, хватаюсь за осенившую мою светлую голову мысль и складываю на груди руки, стараясь максимально дистанцироваться от неприятного мужчины лет тридцати. Крылья его носа раздуваются, брови сведены к переносице, и это мне совсем не нравится.
– В качестве свидетеля, – вынужденно отвечает он и припечатывает, проверяя реакцию: – пока что.
И я дергаюсь, потому что страх липким холодом проносится по венам и заставляет конечности неметь. Изо всех сил душу приступ паники, рисующий перспективу угодить в камеру на неизвестный срок, и облизываю пересохшие губы.
– Во сколько вы пришли вчера к Калугиной домой?
– Вы не зачитали мои права, – я умудряюсь собрать воедино пляшущие буквы и даже понять смысл написанного на спасительной бумажке. Ежусь, прячу сжатые кулаки в карманы свободной толстовки, но не собираюсь сдавать занятых позиций.
– До х**а умная, да? – крик разносится по маленькому помещению и, кажется, отскакивает от стен. Петров приподнимается и, нависая надо мной, с грохотом опускает ладони на стол.
– Я обязательно подам на вас жалобу, как только отсюда выйду, – я не отстраняюсь от него и стараюсь звучать уверенно и не подавать вида, что этот высокий худой мужчина с острыми скулами и выступающим кадыком пугает меня. До трясущихся поджилок, до кома в горле и пелены перед глазами. И я знаю, что он раздавит меня, если увидит хоть что-то отдаленно похожее на страх, поэтому я надменно кривлю губы и высоко вскидываю подбородок. Чему-чему, а блефу столица меня научила.
– Да жалуйся куда хочешь, – смеется Петров, уверовавший в собственную безнаказанность, но от меня все-таки отодвигается. – У нас от Калугина полный карт-бланш, и ничего нам за это не будет. Он тут всем башни открутит, если его дочка не объявится в ближайшее время.
– Я не буду давать никаких показаний без адвоката, – несмотря на ухнувший в пятки желудок и жуткую дрожь, мой голос звучит твердо, и я не останавливаюсь на достигнутом, окончательно выводя товарища капитана из себя наглым: – я имею право на звонок.
– Сука! – летит мне куда-то в макушку, потому что собеседника я игнорирую, увлеченно рассматривая лежащий на краю стола протокол. Петров делает несколько нервных вдохов и выдохов и выскакивает из кабинета, напоследок выплевывая: – ничего тебе не положено. Сиди здесь.