Местный слегка обшарпанный потолок не выдерживает такого демарша в исполнении товарища капитана, и здоровенный кусок штукатурки плюхается на пол прямо перед моим носом. Заставляя отодвинуться подальше от этого непотребства и вспомнить добрым словом всю родню Петрова по материнской линии. И, учитывая мой весьма богатый словарный запас и любовь к литературе, этот процесс затягивается на пять минут.
Выдав примерно месячную норму отборного русского мата, я длинно выдыхаю, внезапно понимая, что мне полегчало. Онемение, сковавшее тело, отступило, первая паника схлынула, и постепенно возвращается способность рассуждать здраво. Спасибо хорошим генам и железной папиной выдержке. Потому что только сильный духом человек мог столько времени терпеть закидоны моей матери, да еще и оставить ей двухэтажный дом после развода, не попросив компенсации.
– Вам бы нервишки подлечить, товарищ капитан, – бормочу себе под нос, огибая стол и по очереди открывая незапертые отделения тумбочки: вдруг в каком-нибудь из них найдется мобильник.
Но пока мне встречается только куча хлама: поломанный степлер, залитый кофе ежедневник, невнятные каракули-чайки на маленьком квадратном листе и даже визитка в небезызвестный стриптиз-клуб неподалеку от Сашкиного офиса. С едким смешком я разглядываю черно-розовый клочок картона и взволнованно подпрыгиваю, когда распахивается входная дверь.
– Лиза?! – в блеклых, будто выцветших, голубых глазах Меньшова плещется изумление пополам с осуждением, пока я со скоростью застигнутого врасплох воришки распихиваю обнаруженные предметы по ящичкам.
– Привет, Алик, – кокетливо хлопая ресницами, я машу ему рукой, возвращаясь на прежнее место, и устраиваюсь на стуле, закинув нога на ногу. Пожалуй, еще пара часов, и я здесь окончательно освоюсь и под звук упавшей челюсти Петрова попрошу принести мне двойной американо и сэндвич с курицей. Проголодалась, жуть.
– Истомина, ты чем думаешь? Это не Москва, у меня нет связей, чтобы просто так тебя отсюда вытащить, – его голос срывается на две октавы выше в то время, как я качаюсь на скрипящем предмете мебели и откровенно не врубаюсь, почему мой несостоявшийся жених так зол. В конце концов, я больше не его проблема, и странно, если он считает иначе.
– А может, мне здесь нравится? Номер люкс, персонал приветливый. Никто не звонит, не тревожит – мечта социофоба (человек, которого одолевает страх иррациональной природы перед выполнением действий, подразумевающих всевозможные виды взаимодействия с социумом – прим. автора), – на моих последних словах Меньшов закашливается и начинает неумолимо краснеть, ну а я ничего не могу поделать с проснувшимся сарказмом. Мой организм всегда нестандартно реагирует на критические ситуации. И, положа руку на сердце, я предпочитаю черно шутить, чем заливать все вокруг бессмысленными слезами.