Мы танцуем на одном удовольствии. Забываем про зрителей, про конкурс, про время… Я только шепчу телом, рваным дыханием:
Я хочу, чтобы ты жила только для меня
И чтобы ты шла туда, куда я иду,
Для того, чтобы моя душа была только для тебя,
Поцелуй меня с безумием.
Аррина делает шаг по диагонали с правой ноги и два маленьких на месте, на месте, корпус налево, снова большой шаг вперед, на месте, на месте…
Обе руки на ее талии, и я ухожу в сторону, толкаю девушку влево и облегченно вздыхаю, когда она не позволяет обмануть, отказаться от себя, а цепляется за меня ногой, свободно откидывается назад, требовательно постукивая пяткой по моим ногам, и, как маятник, возвращается в прежнее положение.
Шаг. На месте, на месте…
И мстит за мое самоуправство.
Рывок назад, ускользает из моих пальцев, изображает привязь, которую дергает в воздухе на себя. И пусть я ведущий в этом танце, но поддаюсь. Раскрываюсь полностью, вытягиваюсь в струнку, прогибаюсь, позволяя ей сделаться на некоторое время главной, прося прощения и требуя, выкрикивая телом слова, которые никогда не посмею сказать вслух.
Я хочу, чтобы ты жила только для меня
И чтобы ты шла туда, куда я иду.
Шипит, вскидывает ногу, жестко втыкая каблук прямо в мое сердце, отталкивает и… Вдруг скользит ко мне, позволяет снова укрыть от всех сомнений, удерживая взглядом так, как не удержат ни одни оковы…
И выдыхает. Доверчиво кладет голову мне на грудь, снова в контакте с моей ладонью, движениями, ведомая, согласная…
Я чувствую, что губы расплываются в улыбке. Блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь ударами наших сердец. Нашим танцем, который не для зрителей и оценок, а для нас двоих. Нашим молчаливым тактильным диалогом мужчины и женщины…
И вздрагиваю, когда музыка обрывается.
Аррина моргает так же недоуменно, как и я, вырванная из плена чего-то настоящего, что происходило сейчас на круге…
Я мельком вижу цифры: внимание трети зала было приковано к нам, — но лишь передергиваю плечами и помогаю девушке спуститься, прикрываю ее накидкой. И, как в отдалении, слышу голос распорядителя, что мы, судя по результатам, на десятой строчке общего рейтинга и уже сильно не опустимся, а это значит, отборочный тур пройден.
Мы идем как во сне, все еще не разрывая рук…
В груди растет болезненный ком.
— Аррина, я…
— Кадеты Норан, Лан, — голос главы Академии разрывает границы нашего личного, недоступного. Оба вздрагиваем и с удивлением смотрим на Харр Шар-Террона.
Что? Почему?
Кажется, кто-то задал эти вопросы вслух.
— Не мог же я не поинтересоваться, что именно делают кадеты по моему приказу? — кажется, главу веселит наше удивление. — И не только я смотрел трансляцию… — А вот здесь мне почудилось напряжение. Что оно значит? — Гард, твой отец заинтересовался происходящим и тоже наблюдал… за вашим танцем.