— Я не лишил иезуитов последнего куска хлеба, — отмахнулся я от принца. — Они ради тебя не очень-то жертвовали.
— Но как-то это… мелочно, — морщился Густав.
— Ничего себе мелочно! Ты забыл, какую я сумму выручил за наше барахло?! Может, давай все нищим раздадим? И пойдем в Краков, как ты хотел — в рубище и пешком?
Густав, предсказуемо, разыгрывать из себя бродягу не захотел. Одно дело — читать про духовные подвиги, и совсем другое — их совершать. Пребывание в дороге и общение с людьми вернуло принца на грешную землю. Довольно быстро, кстати, поскольку он сам никогда много средств не имел. И одно дело — вещи, а другое — живые деньги. Которые, кстати, Густаву не терпелось потратить.
К его неудовольствию, одежду мы пошли покупать совсем не ту, какую ему хотелось. Никаких модных шляп, укороченных плащей и кружев. На фига мне сейчас парадный наряд? И какие могут быть кружева, когда зима на носу?
Утепленные штаны, убогой вязки шерстяная кофта с длинным рукавом (плащ на меху стоил слишком дорого), вязаное нечто (издалека похожее на носки), немного войлока в стельки и широкий шарф, который, если что, мог послужить и капюшоном. Ну и рукавицы, конечно же, поскольку держать в руках поводья в минус 20 будет невесело. А если еще и в сопровождении ветерка — привет, обморожение.
Густав вздохнул, но противиться не стал. Он, как никак, несколько лет жил в Польше, и вполне представлял, какие там могут быть морозы. Хотя, конечно, желание «въехать в город на белом коне» никуда не пропало. Ну, могу только посочувствовать. Если уж к принцу приставлены иезуиты, борьба за корону для него в принципе не может хорошо закончится.
Да и какая борьба? Ни денег, ни связей при дворе, ни знаний, чем живет этот самый двор, не говоря уж о народе. Бесперспективно. Густав чужак в родной стране. И если у Ордена на него есть планы, то неизвестно, какие именно.
Поэтому я демонстрировал смирение, послушание и разочарование в жизни. К счастью, брат Агостино, который довольно хорошо знал Густава, остался в солнечной Италии, так что я мог импровизировать. И во время душеспасительных разговоров раз за разом повторять, что корона мне не нужна. Что я мечтаю о тихой и скромной жизни ученого.
И, на мой взгляд, получалось удачно. Иезуиты не проявляли ко мне особого интереса. Настолько, что спокойно отпустили меня с другой миссией, двигавшейся в сторону Бланко-Свитави. По всей видимости, я достоверно разыграл накрывшее меня благочестие и желание познакомиться с владением оломоуцких епископов.
— Я стал бы священником, если бы не стремился в университет, — мечтательно вздохнул Густав после посещения нами очередной святыни. (Свой имидж благочестивого паломника надо было отрабатывать).