На последних словах медика я закашлялась, а блондин – вздрогнул.
Впрочем, мы оба не стали разуверять местного эскулапа. Пусть так. Главное – поскорее до этого самого отдыха добраться…
Вернувшись в номер, где были обе наши сумки, первое, что я увидела – это гребаный ежедневник, спокойненько лежавший на кровати.
– Держи, – я подняла трофей с белоснежного покрывала, второй рукой все еще придерживая у лба компресс.
– Спасибо, – блондин шустро протянул руку к книге, и тут случилось обратное: и он, и я крепко вцепились в нее. Видимо, оба, наученные пережитым, не желали повторения бесценного опыта.
Возникла неловкая пауза, во время которой наши взгляды нечаянно встретились. Во мне еще бурлили остатки злости. Правда, их здорово охлаждал компресс со льдом, приложенный к шишке.
А этот… паразит стоял и улыбался! Вот натурально растягивал губы, а в его зеленых глазах черти плясали джигу.
Я медленно разжала пальцы. Хотя больше всего мне хотелось треснуть его этим ежедневником.
– Макс, – всего одно слово, раздавшееся в тишине, прозвучало хрипло.
– Что? – не поняла я.
– Мое имя, – пояснил блондин, глядя на меня со странной смесью злости и… веселья – Мы уже, как-никак, знакомы больше суток.
Он глянул на запястье, где у него красовались часы.
Я хмыкнула про себе: пижон. Ну кто сейчас носит на руке этот архаизм? Телефон же удобнее.
А этот блондин между тем продолжал:
– Так вот, мы уже столь долго знакомы. Я даже видел твои лифчики. К слову, весьма симпатичные, особенно тот черный, кружевной. Так что я подумал, что мне все же стоит представиться.
Я смерила его взглядом и фыркнула:
– Ника.
– Знаю. Ника Белоус.
– Откуда? – моя голова, которой сегодня досталось, отказывалась соображать.
– Ты же сама сказал, когда вылезла из кровати: «Ника Белоус не рекомендует», – продекларировал он, явно подражая мне.
– Не «из кровати», а «из-под кровати», – прошипела я, и тут по насмешливому, полному превосходства взгляду поняла: да надо мной же форменно издеваются! – Ну что, познакомились? А теперь давай прощаться. Надеюсь, что навсегда. У меня завтра тяжелый первоотпускной день, так что…
«Топай на выход» хоть и не прозвучало, но явственно читалось между строк.
На меня бросили странный задумчивый взгляд. Мужская рука легко подхватила с пола сумку.
– Извини за шишку, – удивительно было слышать в голосе блондина искреннее сожаление. – И за сумку.
– И ты прости. За карман. Я нечаянно, – почему-то именно в этот момент захотелось провалиться от смущения.
Дверь за блондином закрылась. А я, в пыльной футболке, так и стояла, держа у шишки лед. Веря и не веря, что, кажется, этот Макс исчез из моей жизни насовсем.