Три седьмицы до костра (Летова) - страница 168

В доме темно и тихо, но я отчего-то знаю, что мать не спит. И, заходя в дом, вижу её, только её и сразу. Мать спиной ко мне укачивает причмокивавшую, что-то лепечущую Таниту. Спустя мгновение она оборачивается, видимо, почувствовав мое присутствие. 

В отличие от остальных, мать смотрит только на меня, не на тьму. Словно и не видит. Не замечает стоящего рядом чудовища. Черных спутанных волос. Крови на грязном, полусожженом платье.

За эти три самые страшные седьмицы в её жизни, когда она потеряла старшую, любимую дочь и чуть не потеряла вторую, перенесла тяжелейший моровой недуг, мать словно высохла, стала ниже ростом, почернела лицом и побелела волосами. Но стояла она прямо, ровно, кутаясь в серую пуховую шаль, и крепко держала Таниту на руках. А я смотрела на неё, ощущая, как умирает во мне что-то последнее, слабое, трепещущее. Совершенно не нужное, но родное, живое.

Вероятно, лас Стемер уже рассказал ей всё, он или... так или иначе, мать не задала мне ни одного вопроса.

- Я ухожу, - говорю я. И мать медленно кивает, укладывая Ниту в колыбельку.

- Вещи твои собраны. Мешок под лавкой.

- Когда собрала?

- Еще в тот день, когда Тама тебя увела.

Я неловко повела рукой, тьма под ладонью молчала. 

Это не похоже на искру.

Мать не ответила. Запахнула плотнее шаль на груди.

- Деньги, что ты в городе заработала, мы не тратили. Завернула в зелёное платье.

Я кивнула. Подошла к колыбельке.

- Кто принёс Таниту?

Мать пожала плечами и отвернулась. Я смотрела на спящего ребенка, такие знакомые золотистые завитки надо лбом.

- Таниту я заберу. Здесь сплетни пойдут, все на нее оборачиваться будут, да и тебе тяжело. С братьями хлопот полно, но они все же мальчики, им проще.

- С ума сошла?! - мать все же развернулась ко мне, бесстрастное выражение спало с её изможденного лица. - Куда младенца потащишь, в ночь, в неизвестность?! А если эти опять за тобой придут, куда её денешь?!

Тьма рычит, обнажая черные треугольные зубы, но мать словно и не слышит ее, и не видит. 

- Справлюсь, - говорю я. - Ты же знаешь, что я права. Здесь ей жизни не будет. А там - одно Небо знает. Саня была бы не против. 

Саня...

Я умылась, переоделась в сухое, теплое, чистое, переплела влажные волосы в косу. Съела поданный матерью холодный ужин - мне почему-то показалось, что она каждый вечер так его оставляла, каждый вечер на протяжении трех седьмиц, и внутри что-то заныло, на глаза набежали слезы. Поцеловала спящих братьев напоследок в шелковистые светлые макушки. Посмотрела в лицо молча сидящему на скамье сгорбившемуся отцу. Взяла на руки безмятежно спящую Таниту, не подозревающую о столь резких переменах в ее собственой жизни. И пошла лесом в сторону, противоположную Гритаку.