- Вилор, я не договорил.
- Прошу прощения, Герих. Я не один. Моя спутница торопится...
- Доброго вечернего неба, лас, - бормочу я, комкая в руках платье.
Увидеть Инквизитора сейчас, здесь, так близко, буквально на расстоянии четырех локтей, было выше моих сил. Хотелось отвести взгляд, сбежать, выскочить за ворота и нестись, куда глаза глядят, не разбирая дороги. Впрочем, вероятно, сейчас он - один или с Вилором - вернется в дом, и тогда я смогу уйти, вот только найду ли я Саню в хитросплетении улиц, площадей и переулков...
Инквизитор делает шаг, еще больше сокращая расстояние между нами, словно потеряв какой-либо интерес к молодому служителю, а через мгновение его цепкая узкая рука ухватывает меня за подбородок, вынуждая приподнять лицо. Я сжимаю зубы и смотрю в глаза своему страху.
"Совершенно обычный человек, совершенно, совершенно обычный"
- Вы так торопитесь, юная ласса? - его улыбка расцвечивает лицо, совершенно так же, как и у Вилора, но глаза остаются внимательными и при этом непронициаемыми. - А я вот с удовольствием пообщался бы с человеком, ради которого мой дорогой племянник первый раз в жизни отказался от небольшого ужина в узком семейном кругу. Не откажите ли в небольшой малости присоединиться к нам?
- Тая, это не обязательно... - начинает Вилор, в нем чувствуется раздражение и легкая, словно едва заметная тревога - не основное блюдо, но приправа, меняющая вкус всего. Я колеблюсь недолго. Может быть, очень скоро мне придется пожалеть об этом решении, но, живя в деревне, постоянно имея дело со звериным народцем и неоднократно сопровождая отца на охоте, я усвоила простую истину: догоняют того, кто убегает.
- Конечно, лас. Мои дела подождут. Сочту за честь быть Вашей гостьей.
***
Внутри дом точно такой же, как и снаружи - благородный, простой и богатый. Сдержанные цвета: серый, синий, белый. Я никогда не была в таких больших домах, не видела каменных столов, никогда вообще не сидела за подобным столом - просто огромным, накрытым белой хлопковой вышитой скатертью, уставленным такой необыкновенно тонкой и хрупкой даже на вид посудой. Еда выглядела необыкновенно... красивой. Именно это слово пришло мне на ум - овощи разложены ломтик к ломтику, мясо и хлеб нарезаны тонкими овалами, словно это не еда, а натюрморт. Я не знала, как правильно это есть, как правильно взять в руки то, чем это можно есть, но еще с детства крепко уяснила, что молчать, смотреть и слушать - лучший путь в любой непонятной ситуации. Не есть же я сюда пришла, да мне кусок в горло не полезет!