Тайны твоего сердца (Вознесенская) - страница 88

— Такое сложно ведь придумать, Аделаида… — значит не сразу поверил, а только сейчас начал, раз протянул задумчиво, встал, и прошелся по своему кабинету, где мы и устроились.

Он так часто делал, когда надо было переварить информацию или подумать. Я замечала.

Я многое стала замечать и запоминать, что касалось Евора. Какие-то жесты, привычки. Я все еще надеялась, что мой интерес связан с тем, что он единственный схожий со мной индивид в моем окружении.

Но уже понимала, что это совсем не так… Совсем не в том причина моего внимания.

Завтраки он любил легкие — мог яблоком каким-то обойтись. А вот обед и ужин предпочитал сытный. И сам готовил — уж не знаю, встроенная ли это у него опция или приноровился.

Тренировался каждый день. Не только фехтование — бег с препятствиями, которые они практиковали и в академии, магические заморочки, какие-то особенные письмена. И очень страдал без возможности ездить верхом.

Любил возиться с мелкими предметами. Обмолвился как-то, что если бы не очарование драконами и достаточная сила, чтобы стать универсалом, пошел бы в “предметники” и создавал вещи на стыке магии и простейшей механики.

“Простейшая механика” — это я уже так сама обозвала. С высоты взгляда человека совсем иной эпохи.

Еще мы говорили и о личной жизни… в прошлом. С некоторым удивлением он отнесся к тому, что у меня не было мужа — здесь-то замуж девицы любых сословий выходили рано. С облегчением я узнала, что у него жены тоже не было. И детей. Он был помолвлен “но за это время она успела уже выйти замуж за другого”.

Сказано без грусти или сожаления.

Евор мало и редко улыбался, наоборот — будто с тревогой вглядывался и в окружающий мир, и в меня. Иногда — с надеждой. Из коротких и не слишком информативных рассказов о прошлом я сделала вывод, что он и прежде не был эмоционален. Не стремился к каким-то сильным чувствам — да и не испытывал их особо. Родители по его описаниям тоже довольно холодны и отстранены — и богаты, случайно обмолвился. С братьями тоже не было особенного контакта.

Да он и не стремился что-то испытывать — зачем?

Я тогда споткнулась на этом “зачем”, на этом его вопросе. Потому что и сама не могла объяснить. Потому что мне также не были свойственны глубокие переживания — раньше все должно было быть “на позитиве” и “развитии”, “страстно”, если речь шла об отношениях с мужчинами, и “интересно” — если о приятелях. Прочее лежало вне области моих знаний. И только здесь, пожалуй, я обнаружила в себе много нового. Точнее, забытого до поры до времени.

Например вот это жадное любопытство, когда очень-очень хочется узнать человека, чем он дышит и чем дышал прежде…