Холодный ветер дул не переставая, заставляя чувствовать себя так, будто на нас напал какой-то маг мороза. Отчаянно желая оказаться в тепле Южной Каролины, я оскалил зубы и с отвращением сплюнул.
– Забыл, как здесь холодно.
– В Чарльстоне не холодно? – спросила Рокки, когда мы забрались в мою еще более холодную машину.
Она опустила голову и спрятала подбородок под шерстяной жакет.
– У нас есть зима, но мы южнее. Ничего подобного как здесь нет. – Фантазия начала блуждать в образах Рокки в майках или бикини.
Ее оливковые руки и ноги были голыми и скользкими от пота. Тело мгновенно разогрелось, и это не от обогревателя машины.
Словно прочитав мои мысли, Рокки отвернулась и покраснела.
– Ох.
Неловкое молчание – одна из самых мучительных вещей, которые существуют в этом мире. Где-то между медленными хлопками и людьми, которые ковыряют в носу на светофорах. Мы с Рокки облокотились на обогреваемые сиденья и уставились прямо перед собой, наблюдая за туманом в окнах. Было так тихо, что можно было легко слышать, как из вентиляционных отверстий вырывается теплый воздух.
Через несколько мгновений, Рокки фыркнула в раздражении и выпалила:
– Так почему ты вычеркнул меня из своей жизни? Почему прекратил общение со мной?
Мои глаза расширились, и я не знал, смеяться мне или плакать.
– Ого! А ты прямолинейна.
Она нахмурилась.
– Джесси, я серьезно. Я думала, мы были выше этого.
Я ведь поэтому пригласил ее на свидание, да? Чтобы все прояснить. Наконец-то пришло время.
– Хорошо. Думаю, я должен тебе объяснить.
– Да, должен. – Рокки замолчала, ожидая, что я скажу. Когда я этого не сделал, она почти зарычала. – Джесси, серьезно?
Только потому, что мозг знал, что пришло время, не означало, что все остальные части моего тела были с ним согласны. Сердце бешено заколотилось, мышцы напряглись, я признался:
– Я не готов рассказать тебе все. Просто возьми то, что я тебе дал, и смирись с этим.
– Но ты не дал мне вообще ничего, – указала она.
– Я только что добрался до этой части, – огрызнулся беззлобно я.
И так началась исповедь о моей долбаной жизни. Конечно, ни одно из моих откровений не было неожиданностью, но произнести эти слова вслух было совершенно другим опытом, чем наблюдать это собственными глазами.
Вскоре я почувствовал, что полностью отдаюсь воспоминаниям. Забавно, но это обладало странным терапевтическим эффектом. На самом деле, я, наконец, смог полностью понять мотивы отца, когда он бросил свою семью, не чувствуя при этом боли и гнева, которые обычно возникали от того, что он оставил меня наедине с мамой.