Но всё просто, я в какой-то момент стал видеть свою исключительность. Был обычной Мошкой, а оказался мажором. И моё окружение это заметило сразу. Я менялся, они восхищались. Все кроме Мирона, вот он и стал для меня лишним. Я должен смириться со своей обыкновенностью, гордость удушить, и гармонично так счастливо существовать с Роном. И если смогу, то и Гелика поймаю.
Мне необходимо работать над собой.
Рон заглядывает в пакет…
По щекам слёзы счастья. Он простил меня. Бескорыстно, от чистого сердца. Не потому что у меня есть деньги, просто… Он такой, настоящий.
Это стимул я хочу быть таким же, как Мирон Корсаров. Готов даже на одержимость к девушке. Вообще не проблема, я похоже уже…
Мирон достаёт бутылку текилы.
— Аристократ подворотный, — хмыкает он. — Соль с лимоном не забыл?
— Нет. Всё купил и закусь приличная.
Рон видит мои слёзы и улыбается.
— Ого, — он суёт свой нос в пакет. — А куда три бутылки?
— В хлам хочу, вообще, чтобы без ориентира.
— Так тебя, сучка крашена, на бабьё потянет.
— Вот! — кивнул я, соглашаясь. — Хочу испытать себя. Смогу… Гелика так люблю, смогу пьяным изменить?
— Конечно, сможешь. Ты ж шкура, — он тянет пакет на кухню.
— Ну Ритку не взял… Ну, тогда, — я запинаюсь, глубоко дышу, не могу поверить своему счастью. Лишь бы ещё раз не обосраться. — Нажрался, а не захотел другую.
— Так ты сейчас на этих испытаниях сопьёшься.
На кухне пахнет рыбой, что вообще аппетит не вызывает. Варёной вроде. Я сто лет такое уже не ел.
Корсаров выкладывает салатики, нарезку, хлеб со злаками. Лимон и красивую солонку, которая именно так и продавалась вместе с текилой.
Он уходит, возвращается с хрустальной посудой.
— Я в детстве не понимал, когда вообще этот хрусталь можно трогать, — смеётся Мирон. — Во-от, теперь понятно.
Он красиво оформляет столик и фоткает на память. Он улыбается… Открыто так, по-родному, по-доброму… Он такой, такой охрененный человек!
Такой…
Что после первой бутылки, я пытаюсь скинуть с него нимб, который появляется перед моими пьяными глазами.
И началось!
Вторую бутылку мы осилили только до половины. Третью бабуля убрала, что-то там говорила про драки, когда я бодал её пальто на вешалке.
Кажется, что тепло и лето, я падаю на заледеневшей луже у подъезда. Трогаю грязную воду, а льда вроде и нет. Рон с трудом меня поднимает на ноги. Чтобы не рухнуть, обнимаемся с Роном, идём во тьму.
— И ты понимаешь… Ты меня понимаешь? — я перед лицом Мирона выстраиваю пальцами какие-то фигуры.
— Мирош, привет, — прямо к нам в объятия влетает какая-то барышня. Так обрадовалась, что пьяные. Видимо девке только это и было нужно.