Несколько дней назад мы покинули столицу решительно настроенные и дальше справляться с заданиями, разорвать ритуал и продолжить практику в прежнем режиме. И всё шло замечательно. Температура постепенно понижалась, снега вокруг становилось всё больше, а нам оставались (оставалось — задание-оно) (а тут, по-моему, вообще должно быть «оставалАсь», ведь оно относится к слову «пара») пара заданий в северных районах, прежде чем мы отправимся в тёплые края. Но Сориан не был бы самим собой, если бы послушался меня. Этот упрямый осёл, видимо, уже мысленно находился там, на берегах лазурных морей под палящим солнцем, потому что морозы, царившие вокруг, его перестали пугать. Он контролировал, чтобы я всегда была одета тепло, но забывал о себе, а мои напоминания пропускал мимо ушей. И, как результат, перед последним заданием в зимнем лесу близ какой-то деревеньки, жители которой ещё по весне подали прошение об уничтожении гнезда мерзких свирстиков, Сориан заболел. Парня бил сильнейший озноб, который передавался и мне, всё тело болело, голова трещала так, что искры сыпались из глаз даже у меня. Портал, который построил чертёжник, стал последней каплей. Парень свалился у небольшого охотничьего домика, к которому нас забросило. Костерила его последними словами, когда тащила внутрь. Ведь несколько раз предлагала обратиться к целителям, но этот невыносимый парень хорохорился и уверял, что он в порядке.
— Не ругайся, милая, думал, что всё обойдётся, — обжигаясь, он пил отвар.
Связь крепла с каждым днём, и становилось всё сложнее не обращать на неё внимания. Даже симптомы простуды я уже чувствовала так ярко, будто и сама была больна. Но был и плюс в этом — пила те же отвары, что давала Сориану, чтобы он выздоровел как можно скорее.
— Безответственный дурак! — припечатала я, когда он начал кашлять, а я почувствовала боль в груди, — ненавижу тебя!
— Врёшь, — прохрипел он.
— Самую малость.
Выпив горькую жидкость, легла рядом с ним и прикрыла глаза. Ненавидеть того, кто из-за ритуала был частью меня, не получалось. Да и не за что его было ненавидеть. Раздражал он, конечно, меня регулярно, и находил всё новые способы вызвать именно такие чувства, но ненавидеть его не получалось. Прикипела душой к этому гаду, привыкла к нему, но ни за что не признаюсь. Ни за что не дам ему повода самодовольно ухмыльнуться, решить, что у него есть шанс на что-то. Нет. Я к нему привязана физически, но разум у меня оставался светлым и незамутнённым. Ничего к нему не чувствовала, кроме магически усиленной необходимости находиться рядом. Сейчас и сама поняла, почему тогда, в госпитале, он поселился в моей палате. Когда мы были вместе, становилось легче. Неприятные ощущения уходили на задний план, оставляя лишь тепло, которое исходило от напарника. Это тепло согревало и успокаивало. Казалось, если я притиснусь к нему вплотную, то вся боль уйдёт. Ведь она не моя, его боль, а мне было суждено её делить с ним.