— Ты чем думал, когда в солёную воду лез? — вопрос, на который отвечать стыдно. — Господи… Ты совсем идиот!?
— Да! Называй, как хочешь, только помоги!
— Раздевайся! Давай быстрее в ванную! Да что ты ладошками прикрываешься, как маленький! Что я там не видела, по-твоему? Убери руки! Я просто посмотрю, что… Твою ж… Ты мясорубку трахнуть пытался?
— Да! И блендер ещё!
— И кто больше понравился?
— Ты! А-а-а!!! А-а-а!!!
— Глупый мальчишка!
— А-а-а! Лиза! Лиза, больно!!!
Я ору точно не от ледяной воды, которой меня поливает из душа злющая до чёртиков Лиза, а от ее взгляда. От него каждая ранка начинает вынывать в сотни раз сильнее, и нервы лопаются не выдерживая этой пытки и рассекая мозг в кашу. Кажется, все, что раньше болело снаружи, теперь перебралось внутрь и уже там развернулось по полной.
— Я больше не буду! Лиза, хватит!
— Не ной! Пошли!
— Д-д-д-д-д.
Зубы отбивают частую дробь, с носа капает, ноги оставляют сырые следы на паркете, но я беспрекословно топаю следом — заранее согласный на все, что угодно, лишь бы стало легче.
- Ложись на живот.
Кое-как укладываюсь на наброшенную поверх кровати чистую простынь, подвывая и слушая длинный перечень подходящих для меня сравнений. Соглашаясь с каждым. Ничего приятного среди них нет, но я киваю — сам виноват. Мог ведь послушаться. Мог, но не стал.
— Тебя, как кота, проще кастрировать, чем что-то объяснить, — натянув на руки перчатки, Лиза достает из объемной сумки-аптечки несколько баночек с похожими этикетками и, подчерпнув из одной немного мази, осторожными, но уверенными движениями втирает ее мне в спину, плечи, руки. — Что притих, котяра? За кокошки свои переживаешь?
— Нет.
— Натрахался?
— Лиз, пожалуйста, не надо.
— Надо, — хлопнув ладонью по моей ягодице, от чего я начинаю выть громче, Лиза цинично усмехается, а потом снова мажет, втирает свою мазь и мотает головой. — Хуже ребенка… Потерпи… Сейчас станет легче… Перевернись.
Отводит упавшие на лоб волосы сгибом запястья, наклоняется за баночкой, и снова убирает непослушные пряди. Такая неприступная, злая и в то же время нежная, что я не могу на нее не смотреть. Не могу отвести глаз от ее лица.
— Что?
— Ты такая красивая.
Хмурится, едва заметно мотает головой, будто не хочет ничего слышать, но уголки плотно стиснутых губ все же приподнимаются на мгновение, а пальцы замирают и потом с силой давят прямиком в след от чужих зубов на животе.
— Лиз, — шиплю, кривясь от боли. — Прости, я не хотел так.