В 2 часа нам в лес приносили обед, но без хлеба. Вечером, после 7 часов, в бараке выдавали вторую половину хлеба, а в столовой - ту же еду, что и утром. Затем большинство в рабочей одежде падало на нары и тутже засыпало. Некоторые из вечно голодных армейцев еще плелись на помойку, собирали картофельные очистки и жарили или варили их на печке. За эту «еду» многие поплатились своей жизнью.
При столь скудном питании приходилось ходить в туалет только дважды в неделю. Голод довел моего знакомого до того, что когда он после долгих поисков не смог ничего найти и увидел в туалете оправлявшегося повара, то спросил меня: «Фриц, как ты думаешь… могу я это попробовать?» - «И думать не смей!» - был мой ответ.
Шли в дело больные издохшие лошади, а также кошки и собаки, искали даже крыс - пожиралось все. Вид у изголодавшихся людей был зверский. Армейцы, прибывшие из лагеря Чепец, говорили нам, что там еще хуже.
В 10 часов вечера ударами по куску железа подавался сигнал «отбой», и по лагерю больше не должен был ходить никто. После этого слышалось: «Перекличка!» Все должны были вставать у нар и отвечать, когда по списку зачитывалась их фамилия.
И так день за днем, месяц за месяцем, и никто не знал, как долго еще придется голодать, терпеть и умирать.
На нас, армейцев, постоянно нагоняли страх. Так, говорили, что лентяи попадают в штрафные бригады и оттуда никто не возвращается живым. Рассказывали, что они находятся в лагере Чепец, в 10 километрах отТимшера. Лентяев у нас не было, имелись только люди, для которых топор был слишком тяжел.
Можно ли было дезертировать из Тимшера? Я не могу назвать подобных примеров. Выбраться наружу из зоны было нельзя. Большинство армейцев владели русским языком слабо или не знали его совсем и слишком обессилели. С рабочего места можно было пуститься в бегство, но не уйти далеко. Единственный путь к железной дороге, в Соликамск находился под строгим контролем. По обеим сторонам пути лежали болота, а зимой глубокий снег, да еще и при сильном морозе.
Бывали случаи, что летом после работы некоторые искали в болотах ягоды и теряли там ориентацию, если не светило солнце. Утром, когда раздавались звуки пил и топоров, они опять возвращались к своим звеньям. Такие примеры мне известны.
Однажды начальник охраны, высокий сильный мужчина, у которого недоставало пальцев рук, хвастался, что пристрелил беглецов и бросил их тела перед лагерными воротами. Этой ужасной картины я не видел, но такие случаи были возможны.
Он находился в левом углу лагеря и тоже был окружен забором. Это холодное и влажное помещение никогда не пустовало. Постоянно голодных армейцев бросали туда за малейшую провинность. Мне тоже «посчастливилось» провести там несколько дней, и я бы хотел описать карцер более подробно.