В моем сне смешалось все: девочка, едва не утонувшая в болоте, рыжий кот на ограде, летучие мыши, спящие в повозке – нет, машине! – Андрея. Мы с ним собирали грибы на берегу озера, а по воде в бумажной лодке плыла ларна, судя по цвету, Кора, а не Трина. И он снова поцеловал меня, но только совсем не так, как утром в лесу. Я обняла его – и тут сон разлетелся осколками льда. И Трина была ни при чем, я проснулась сама.
Солнце уже клонилось к закату. Низко, над самой землей, с криками летали юркие птицы с тонкими острыми крыльями.
Я спустилась по лестнице и вышла на веранду. Андрей сидел в кресле и читал толстую книгу.
- Может, сходим к озеру? – спросила я.
28.
- Вода уже холодная, - Андрей отложил книгу. – Август. Последний месяц лета. Одна сильная гроза – и можно считать, что началась осень.
- Просто погуляем. Пока снова не пошел дождь.
- Ты еще сегодня не нагулялась? – удивился он.
И тут вдруг его глаза чуть заметно расширились, губы дрогнули. Он меня понял? Правда?
- Хорошо, пойдем.
Тропинка причудливо вилась вдоль берега. Сначала навстречу попадались люди, рыбаки в высоких сапогах стояли с удилищами среди водяной травы. А потом мы вдруг оказались совсем одни. Небо на западе цветом напоминало малину, из которой мы варили варенье, а озеро – малиновый сок. Над гладкой, как зеркало, водой плыл почти прозрачный туман. Иногда по ней расходились круги: рыбы хватали с поверхности мошек.
Тропу пересекал ручеек с переброшенной через него доской. Андрей перешел на другую сторону, подал мне руку, но не отпустил, когда я оказалась рядом. Так мы и шли, держась за руки, пока не вышли на узкую полоску влажного желтого песка, полого уходящую в воду.
- Дальше болото, - сказал Андрей. – Пойдем обратно?
Я стояла и смотрела на деревья, которые так удивили меня всего несколько дней назад. Сосны – теперь я знала название. В малиновом свете солнца их стволы пылали таким цветом, названия которому не было в языке Этеры.
- Как называется этот цвет? – спросила я Андрея, который стоял за моей спиной, так близко, что я чувствовала его дыхание мочкой уха.
- Не знаю. Может, у художников и есть специальное название, но…
Я резко повернулась, и мы оказались лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Холод и тепло внутри словно свились в тугой жгут, и вдох был похож на всхлип, когда уже больше нет слез. Мои руки легли ему на плечи, его – обвили мою талию, мягко притянув к себе.
Этот поцелуй был совсем не похож на утренний – жадный, нетерпеливый. Непохожий на то, как целовал меня Энгард – властно, порою грубо, до боли. Так Андрей целовал меня во сне, моем собственном, не от Трины. Нежно, неторопливо. И я тянулась ему навстречу – растворяясь, исчезая. Становясь закатным солнцем и темнеющим небом, плеском воды и терпким запахом леса. Я была как натянутая струна под рукой искусного музыканта, которая отзывается на малейшее прикосновение.