— Что это? — выдавила я. — Ты же не отрезала свое…
Я умолкла, узнав татуировку на ухе. Перо. Оно тянулось до кончика уха. Я уже такое видела.
— Конечно, нет, — сказала Хуланна, и в ее глазах было что-то странное. — Мы, фейри, ценим свои уши. Они — символ нашей силы и нашей красоты. Любой фейри с одним ухом — это позор, жуткий монстр. Слишком слабый, чтобы жить. Никто не заберет мое ухо, только если убьет меня.
— И ты… — мои слова умерли в горле, я кашлянула, чтобы вернуть голос. — Ты убила хозяина этого уха?
Ее глаза были слишком яркими.
— У тебя больше нет союзников, Элли. Они бесполезны. Тебе никто не поможет. Хватит бороться. Выходи из клетки и присоединись ко мне. Вместе мы измени мир. Я могу тебя простить. Я могу вернуть тебя как свою сестру. Мы сделаем это вместе. Просто открой клетку.
— Я не могу, — сказала я слабым голосом, почти радуясь этому теперь. Иначе я вышла бы к ней, и она могла прибить меня к дереву. Но если я выберусь, я смогу освободить отца.
Она опустила ухо на подлокотник трона с отвращением на лице.
— Хватит думать о том, что ты не можешь сделать, и начни думать о том, что будет сделано с тобой, если ты это не сделаешь, — сказала она. — Клянусь, Элли, я едва могу поверить, что ты — моя сестра-близнец.
Я стала петь о доме и огне, о его тепле во время воющего ветра. И она повернулась с рычанием.
— Хватит.
Я не собиралась ее слушаться. Я запела громче с вызовом, перешла к припеву о вое ветра и свете огня, и она застыла, очарованная. Я видела в ее глазах борьбу, она билась с музыкой. Она встряхнулась и быстро повернулась, ударила моего отца по лицу.
Я охнула, песня оборвалась. Глаза Хуланны загорелись ярче.
— Споешь еще, я сделаю хуже.
Я все еще смотрела на нее, когда она вышла из комнаты.
Глава двадцать вторая
Когда я проснулась, кто-то накрыл клетку черной тканью. Мой наперсток был полон воды. Я выпила, наполнила флягу и попыталась стянуть ткань с клетки. Не вышло.
Клетка двигалась.
— Ау? — крикнула я.
Ответа не было, но ноги шагали по земле, и ночные птицы вопили на деревьях.
Я снова стала напевать.
Что-то встряхнуло клетку, и я упала.
Я запела еще раз, но клетка задрожала так сильно, что я врезалась в прутья. Ай! Боль вспыхнула в челюсти, и я осторожно коснулась ее. Будет синяк.
Но я сделала выводы. Петь нельзя. Вздохнув, я вытащила одеяло из сумки и укуталась в него, опустилась на шкуру мыши. Стало холоднее. Мне казалось, что меня снова разлучили с отцом. И я даже не смогла нормально с ним поговорить.
Спокойно, Элли. Не плачь. Им нравятся твои страдания. Так что не страдай.