Ершов испуганно зажмурился, смешно морща нос, словно боясь увидеть на лице Исаевой холодное отчуждение. Девушка боролась с собой целую секунду — и провела пальцами по Гришиному лбу, накрыла ладонью глаза.
— Я подумаю.
У нее возникло странное ощущение — будто сначала она услышала свой ответ, и лишь затем осмыслила его. Вздрогнув, как от холода, Марина заметила непрошенные слезы, проточившие влажные дорожки по легкой небритости. Ее резанула жалость.
— Извини, — буркнул Ершов, шмыгая носом, — ослабел тут совсем…
— Выздоравливай, — девушка наклонилась и поцеловала его в колючую щеку.
Она встала, повернулась и вышла, кивая хмурому доктору в дверях и храня в памяти забавную картинку — взрослого мужика, расплывшегося в блаженной улыбке.
Суббота, 27 марта. Утро
Зеленоград, Солнечная аллея
Миловидная сотрудница бюро пропусков отвела меня на автоматическую проходную — турникет грюкал с обеих сторон.
— Тут все просто, — девушка постучала ноготками по белой панели, усеянной клавишами с буквами и цифрами. — Вот эта — твоя кнопка. Запомнил? Как приходишь, вставляешь пропуск в гнездо, нажимаешь — вахтер сверит фото и впустит. Понял?
— Понял.
— Шагай, раз понял, — заулыбалась сотрудница.
Я храбро миную кордон — и реально теряюсь. А куда идти-то?
— Миша Гарин? — вопрос задал неприметный, худощавый парень среднего роста.
«Прикрепленный, что ли? — мысли ощетинились подозрением. — А чего он тогда представляется?»
— Миша Гарин, — роняю вслух.
— Олег Мохов. Меня начальство к тебе прикрепило на сегодня.
Я пожал протянутую руку, твердую и сильную, что не вязалось с тонкими пальцами Олега и общей худобой.
— Сказало: «Побудешь проводником!» — балаболил Мохов. — Хотя… Дай-ка свой пропуск. Тут отметки, куда можно… Ха! Побуду твоим «полупроводником»! Вперед!
По переходу мы вышли на «промплощадку».
— Посмотрите налево! — болтал Олег, дурачась. — Вы видите корпус, похожий на бисквитное пирожное. Сам цех — посередке, как кремовая прослойка. Вон оттуда, с нижнего этажа подают специально очищенную воду. Чего там с ней только не делают — и фильтруют, и через катионовые колонны прогоняют, чтоб стала электрически нейтральной. А сверху — спецэтаж для вентиляции и кондиционирования. В самом цеху воздух чище, чем в операционной — четыре пылинки на литр! А уж в гермозоне… Ха! Там вообще… Прошу!
В цех вела своя проходная. Олег небрежно кивнул пожилому вахтеру, а вот мне пришлось выдержать долгие придирчивые взгляды. Наконец, отчаявшись, «энкавэдэшник» пропустил меня через вертушку в коридор, где мощно сквозило.
— Дмитрий Иваныч, наше почтение! — Олег по-свойски заглянул к завхозу. — Вот, упаковать надо человека. Николаич велел.