– В учебники попала лишь урезанная версия. Что ты знаешь о клинке Всевышней?
Об этой легенде времен сотворения Поднебесья знали все дети.
– Богиня зачаровала его магическим пламенем, и, когда драконы почти истребили людей, дала Дамиру, чей отец был драконом, а мать – человеком. Клинок без труда пробивал чешую, и дракон умирал. С его помощью парень стал новым императором и остановил геноцид, уровняв права людей и драконов. Впоследствии именно эта железяка стала символом власти.
– Не совсем так. Дракон умирал не от того, что ему пробили чешую, а от смертельного яда, занесенного клинком.
– Яда?
– Да, зачарованный Всевышней клинок при соприкосновении с кровью выделял яд, смертельный для любого дракона.
– Но причём здесь отец?
– А при том, что твой, хвала Всевышней, погибший дядя Тарин достал именно этот клинок.
– Как отец в таком случае выжил?
– Вальена, супруга Тарина, спасла Артуру жизнь, увы, но ценой собственной. Она была слишком ослаблена после родов. К сожалению, мы так и не смогли найти её и Тарина дочь.
– Как же она его спасла?
– В тот день девушка призналась, что она нимфа. Океанида, если быть точнее. Потомки Всевышней обладали способностью к целительству, но иного уровня. Удалось выяснить, что они способны возвращать души умерших.
– Не всех, а тех, кто ещё не ушел за грань, – поправил я.
Матушка вскинула на меня удивлённый взгляд.
– Возможно, я нашел двоюродную сестру.
И рассказал о спасении нимфой Полины.
– …Только она все никак не очнётся, – закончил я.
Императрица, справившаяся с удивлением, кивнула:
– Артур тоже не приходил в себя, пока…
– Пока?
– Пока я не раскрыла свое сердце. С твоим отцом мы расли вместе. Были не разлей вода. Но я всегда воспринимала его как друга, не больше. И поэтому, когда он предложил мне более близкие отношения, приняла все за шутку. И лишь когда начался переворот, поняла, что мои чувства давно не дружеские, что я не представляю своей жизни без него. Все, что у меня было в тот день на сердце, я и вылила на Артура.
– Ты его поцеловала, и он, как в детской сказке, очнулся?
– Нет, я его ударила, заявив, что он чурбан бесчувственный. Точнее принялась колотить и из-за застеливших глаза слез не сразу заметила, что он не только пришел в сознание, но и самым наглым образом улыбается. А когда заметила, влепила звонкую пощечину, за то, что смеётся надо мной.
Я искренне расхохотался впервые за эту неделю.
– Да, страшны женщины в гневе, – произнес я отсмеявшись и мне показалось, что тонкие пальцы в моей руке дернулись.
– Раскрой перед ней свою душу. Не лишай себя счастья, – матушка поднялась со стула.